Синдром Тетриса
Мобильный Веры завибрировал и покатился к краю раковины. Вера раздражённо вытерла руки и подхватила почти упавший телефон.
На экране светилась фотография подруги Любы.
– Я умираю! – прокричала Люба и разрыдалась.
Вера ещё раз, теперь изумлённо, посмотрела на фотографию подруги, которую знала уже двадцать лет. Строгое лицо, насмешливый взгляд, еле заметный намёк на улыбку. Люба не позволяла эмоциям брать над собой верх ни в радости, ни в горести. То, что она сейчас рыдала, говорило о многом.
– Что случилось, объясни толком?
Всхлипывая, Люба рассказала, что её бросил Юра. Они познакомились по работе семь лет назад – Люба вела налоговое сопровождение его компании. Вскоре они стали жить вместе, но так и не поженились.
– Да, ситуация сложная, – сочувственно вздохнула Вера, – но одно мы знаем наверняка: от этого не умирают.
– У меня ещё неделя отпуска, я не доживу до его конца, – снова разрыдалась Люба.
Немного успокоившись, она рассказала, что завтра они должны были улетать в Дубай, но разругались настолько сильно, что Юра сдал билеты и съехал от неё.
Вера задумалась.
– Почему ты замолчала? – насторожилась Люба.
– Думаю, – Вера посмотрела в свой календарь и нахмурилась. – Слушай внимательно, план такой: прямо сейчас беру отпуск, вечером вылетаем в Италию.
– Почему в Италию? Может, в Дубай?
– В Италии пахнет вечной жизнью, а в Дубае – тленом вашего романа.
В Перуджу приехали поздно ночью. Вера вела машину, взятую напрокат в аэропорту Рима, Люба заснула и проснулась только у входа в гостиницу. Вера подумала, что это как нельзя кстати. Завтра утром она подойдёт к окну и ахнет. Сегодня облачно, а завтра обещают солнце.
Прогноз не обманул. Вера проснулась от яркого луча солнца, пробившегося между плотными портьерами с вышитыми умбрийскими соколами. Она распахнула их, и весь номер залило золотым светом.
– Люб, смотри, какая красота!
Люба нехотя заворочалась, но встала и подошла к окну.
Гостиница стояла на вершине холма в самом центре города. Прямо перед ней находилась смотровая площадка, откуда во все времена путешественники любовались захватывающей дух панорамой умбрийских долин, холмов и примостившихся на их склонах городов. Низкое зимнее солнце мягко подсвечивало контуры колоколен и красную черепицу крыш.
– Действительно, красота…
– Я же говорила, – в голосе Веры звучала гордость, словно она была автором этого вида.
Люба посмотрела ещё несколько секунд, потом восторженное выражение стёрлось с лица, и она горестно вздохнула.
Вера заметила перемену.
– Так, собирайся завтракать. Что может быть лучше итальянского круассана с капучино?!
За завтраком обсудили маршрут утренней прогулки по Перудже.
– Cегодня будем купаться в искусстве раннего Ренессанса. Не говоря о волшебной итальянской зиме.
Люба кивнула, вяло хрустя круассаном.
Начали с Национальной галереи Умбрии. В зале интернациональной готики Люба задержалась у полотна Джентиле да Фабриано.
– Восхитительно, правда? – подошла к ней Вера.
– Смеёшься? Сейчас ребёнок после первого года художественной школы лучше рисует.
В зале Перуджино она, наоборот, не провела и минуты.
– Чему он мог научить Рафаэля? У него все фигуры в одной позе, лица одинаковые и эмоций никаких.
У Пинтуриккьо ей не понравилась цветовая палитра и неестественные складки на одежде. Когда вышли на улицу, Вера с облегчением выдохнула.
После обеда пошли в капеллу Сан-Северо смотреть Рафаэля. По пути Вера читала вслух историю написания фрески:
– В 1504 году её написание заказали совсем юному Рафаэлю. Он написал только верхнюю половину – Христа, Бога-отца и сидящих святых. Затем его вызвал в Рим папа, и он больше не вернулся. После его смерти работу закончил Перуджино, приехавший в Перуджу глубоким стариком. Фреска уникальна тем, что здесь встречается ранний Рафаэль с поздним Перуджино. Трогательная история, правда?
– Сейчас как раз и сравним учителя с учеником, – хмыкнула Люба.
В капелле они были одни. В трёх метрах от фрески стояли стулья. Подруги сели.
– Ну и как их различить? – поморщилась Люба. – Опять все на одно лицо. Надо было брать аудиогид.
– Вверху Рафаэль, внизу Перуджино. Неужели не видишь?
– Теперь вижу, у рафаэлевского Христа руки накачанные, как у боксёра.
На следующий день поехали по соседним городкам. В Монтефалько у Беноццо Гоццоли Люба обнаружила серьёзные изъяны в композиции, не говоря об отсутствии световоздушной перспективы. В Сполето у грандиозного алтарного образа кисти Филиппо Липпи ей показались несоразмерными фигуры и детали пейзажа. Джотто в Ассизи подвергся и вовсе разрушительной критике:
– Не понимаю, как им восхищаются. Неумелые каракули.
Вера скрипнула зубами.
– Люб, ты тогда подожди на улице, а я досмотрю каракули.
За ужином разговор не клеился. Люба изучающе посмотрела на подругу.
– Вер, ты чего? Обижаешься на меня?
Вера сделала большой глоток вина.
– Скажи, а почему Юра тебя бросил? Он что-то говорил о причинах?
Глаза Любы покраснели и наполнились слезами.
– Бросил, и всё, какие ещё причины. Небось нашёл себе молодую козу на работе, у них там все себе находят.
– То есть семь лет всё было нормально, а потом внезапно бросил?
Люба недоверчиво прищурилась.
– Ты сейчас на чьей стороне? Его защищаешь?
– Нет, что ты. Просто хочу помочь разобраться.
– Нечего здесь разбираться. Все мужики сволочи, кто-то чуть меньше, а кто-то в полный рост.
Люба расплакалась. Вера подлила подруге вина.
– Вы ссорились в последнее время?
– А кто не ссорится?
– В смысле больше чем обычно?
Люба стала припоминать:
– У него в последнее время навязчивая идея появилась, что я к нему придираюсь. А что, мне молчать, что ли, если он постоянно делал всё не так, словно мне назло?
Подали горячее, разговор прервался, но, разделавшись с тальятой, Вера вернулась к нему:
– Мне кажется, я могу тебе помочь.
– Вернуть Юрку?
– Это вряд ли. Я про будущее. Тебе надо менять работу.
– А работа здесь при чём?
Вера откинулась на спинку стула и сделала многозначительную паузу.
Люба нервно затеребила салфетку.
– Недавно читала об исследовании американских психологов, – начала Вера, – про так называемый синдром Тетриса. В восьмидесятые, когда появились первые электронные игры, люди стали замечать, что если играть в Тетрис подолгу, то даже когда прекращаешь, везде начинают мерещиться фигурки из Тетриса – в кирпичной кладке стены, на автомобильных парковках и так далее.
– По-прежнему не понимаю, при чём здесь моя работа.
– Слушай дальше. Оказывается, мозг сам не переключается из игрового режима в обычный и продолжает играть в Тетрис.
Люба скорчила кислую мину.
– Теперь о работе. По той же американской статистике, самые несчастные профессии – это юристы и налоговые инспекторы. Суть их работы в том, чтобы искать ошибки и несовершенство. В договорах, документах, налоговых декларациях. Поскольку они занимаются этим по 8 часов в день, то когда уходят с работы, мозг не переключается в другой режим. Он продолжает искать несовершенство. Приходит такой человек домой, там жена накрыла ужин, но приборы лежат неровно. Или ребёнок не сделал домашку. Мало ли что. Всё, что несовершенно, вызывает у него раздражение. И он его высказывает. Понимаешь, к чему я веду?
Глаза Любы высохли, рот в удивлении приоткрылся.
– То есть ты хочешь сказать, это я виновата?
– Не ты, а твоя работа. Ты же налоговый юрист, правильно?
Люба потрясённо молчала.
– Обрати внимание, ты критикуешь окружающий мир постоянно. Даже великие художники рисовали, на твой взгляд, плохо. Ты попадаешь в ловушку сознания. С точки зрения формальной логики твой разум прав: в сравнении с современным рисунком их техника никуда не годится. Но ведь для своей эпохи Джотто был величайшим реформатором. Не будь его, не было бы Микеланджело и Рафаэля.
– И что мне теперь с этим знанием делать? – Люба уставилась невидящим взглядом в пустую тарелку. – Я не про Джотто, а про себя. Я ведь больше ничего не умею.
– Опять ловушка сознания, – не сдавалась Вера. – Ты можешь гораздо больше, ты не обязана всю жизнь заниматься налогами.
Люба уронила голову на руки, спина сотряслась от рыданий.
Вера махнула официанту и попросила счёт.
На следующий день Люба почти не разговаривала с подругой, лишь молча кивала и следовала за ней, глядя себе под ноги. Вечером Вера предложила поменять билеты и улететь завтра же.
– Ты погрузилась в себя и упиваешься своей болью. Я не могу тебя оттуда достать, а этим можно и в Москве заниматься.
– Вер, прости, мне сейчас не до твоих фресок и церквей. Голова забита, надо переосмыслить прошлое и придумать будущее.
На обратном пути в самолёте Люба вдруг оживилась, на щеках появился румянец. Она повернулась к подруге и торжественно объявила:
– Я всё решила. Увольняюсь и ищу новую работу.
– Поздравляю. В какой области?
– Пока ещё не знаю. Как раз займусь этим.
Вера недоумённо вскинула брови.
– А жить на что будешь?
– На пару месяцев хватит, а там уже найду что-нибудь.
– Звучит так себе. Знаешь правило: прежде чем выбрасывать старые тапки, купи новые?
– Ты думаешь, надо остаться на старой работе и параллельно искать новую?
– Как-то так.
– Сложно, у меня не получится.
– Получится, если поставишь цель. Ты же придумала будущее? Придумай его в подробностях и начни создавать. Ничего сложного, только желание изменить свою жизнь.
– Да, да, понятно.
Люба отвернулась к иллюминатору.
Год спустя она продолжала заниматься налогами.
Автор статьи перечисляет свой гонорар в помощь подопечным детям фонда «Русская Берёза».
