ВЛАДИМИР ЧУКОВ: «Если на карте мира не осталось белых пятен, это не значит, что эпоха путешествий закончена»
Путешественник Владимир Чуков – фигура поистине легендарная: достаточно сказать, что он первый человек на Земле, кому удалось четырежды дойти до Северного полюса на лыжах автономно. Так что неудивительно, что в роли интервьюера на сей раз выступил сам президент Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин, известный своей страстью к путешествиям. За время беседы успели обсудить и меняющийся арктический климат, и воспитание молодых специалистов для работы в полярных условиях, и туристическую инфраструктуру, и даже волейбольные соревнования в Антарктиде.
– Я два раза был на Северном полюсе как турист. Первый раз добирались на атомном ледоколе, а от Шпицбергена – самолётом. А во второй даже была возможность дойти туда на лыжах: сначала долететь до дрейфующей станции «Барнео», а оттуда либо уже выходить на лыжах, либо долететь до Северного полюса на вертолёте. Честно, на лыжах, с ночёвкой во льдах я не решился...
– Мы как раз были первыми, кто 30 с небольшим лет назад начал осваивать Северный полюс с точки зрения обеспечения возможностей для туристов побывать в этой труднодоступной точке. Помню, как в начале 1990-х мы сидели на Новом Арбате с Артуром Николаевичем Чилингаровым, президентом Ассоциации полярников, в его кабинете, с Юрием Александровичем Сенкевичем, президентом Ассоциации путешественников. Третьим участником встречи был я, «правая рука» Юрия Сенкевича, вице-президент Ассоциации путешественников, ещё не снявший полковничьих погон по случаю выхода на пенсию после 30-летней службы в Советской армии. (Улыбается.) Тогда и появилась мысль – «сделать полюс более доступным». Остановились на идее провести парашютно-лыжную полюсную экспедицию. В её состав вошли опытные парашютисты Парашютного спасательного центра общества Красного Креста и наша команда лыжников Экспедиционного центра «Арктика» в составе семи человек. Мы взяли на себя обеспечение безопасности на льду после «приледнения», нам также пришлось прыгать в точку полюса с парашютом. Для некоторых из лыжников эти прыжки с парашютом были первыми в жизни.
Экспедиция завершилась успешно, и именно тогда, 23 апреля 1992 года, над Северным полюсом впервые в истории был поднят Государственный флаг Российской Федерации. С этого момента ежегодно в апреле–мае стали проводиться полёты на Северный полюс с туристами, преимущественно с парашютистами. В дальнейшем на полюсе стал создаваться ледовый лагерь «Барнео», и идея «доступного» Северного полюса была реализована, программа становилась хорошим бизнес-проектом, но нам было нужно другое – новые интересные экспедиции. Решение по новым форматам долго не обсуждалось: «Давайте оставим это другим энтузиастам, а сами продолжим заниматься любимым делом».
– Насколько я понимаю, ваше любимое дело – не сидеть на месте?..
– Конечно. Я, уже будучи на пенсии, в 1998 году ходил в Канаду на лыжах. Четыре месяца во льдах Северного Ледовитого океана, автономно, «от берега – до берега». До нас на такой переход никто в мире не решался.
– Сейчас могли бы работать проводником для тех, кому отказывают во въезде... (Смеются.)
– Да уж, и смех и грех... Сейчас планов громадьё, как говорится. Наконец-то к Арктике лицом повернулись, нужно постоянно готовить людей. Первое время я просто не верил, что это происходит. В начале 1990-х годов ведь говорили на всех уровнях, что Арктика – это «чёрная дыра». Туда сколько ни вкладывай – бесполезно, разве что нефть добывать вахтовым методом.
– Но ведь условия и вправду тяжёлые. Для постоянной жизни в этих широтах люди плохо приспособлены.
– Почему же не приспособлены? Те, кто там работал, уезжали не потому, что им чего-то не хватало, а из-за того, что работы не было. А сейчас вроде работа есть, а людей не хватает – условия тяжёлые, опыта не хватает. Поэтому приходится учить нужных специалистов преодолевать элементарные трудности.
– Так уж и элементарные? Сорок градусов мороза?
– Люди-то разные. Кому-то тяжело на холоде, другим – в пустыне... Но если человек чётко понимает, с какой целью он там находится, то вопросы климата уходят на второй план. В Арктике другой уклад жизни, у людей там конкретные задачи, иные интересы. И сказать, что они чем-то обделены, у меня просто язык не повернётся. Да, в большинстве мест нет ресторанов, театров, из всех развлечений только телевизор, а в последнее время ещё и интернет. Но просто поверьте: все полярники живут полноценной жизнью.
Я сейчас молодым ребятам на встречах объясняю, что самое главное – это мотивация. Когда у тебя нет сомнений в том, что делаешь важное дело, сомнений не останется никаких. Потому что ты делаешь что-то, чем потом будут твои дети и внуки гордиться. Мы же не ради рекордов стараемся, не ради Книги Гиннесса.
– А ваших достижений разве нет в этой самой Книге рекордов Гиннесса?
– Мы никогда перед собой такой цели не ставили. Арктика – это не стадион, где нужно ставить рекорды. Но редакция журнала «Вокруг света» как-то подавала заявку. И им ответили: «Мы не фиксируем такие рекорды, потому что не можем позволить, чтобы это стало предметом соревнований, ведь степень риска у вас просто зашкаливает». А мы, вообще-то, согласны. Пусть дальше таскают вагоны зубами, а для нас путешествия – это творчество.
– Сейчас на полюсе хотя бы связь есть, российская спутниковая группировка её гарантирует. А раньше как за 70-ю широту зашёл – всё, сигнал исчезает...
– Мы через это проходили. Мне была очень важна стабильная связь для всей группы, поэтому организовывали так называемую коротковолновую цепочку, работали в телефонном режиме...
– Помните, у папанинцев был беспартийный радист, Кренкель? Рассказывали, что когда проводили партсобрание, его из палатки выгоняли, а потом он должен был по рации передавать протокол на Большую землю. (Смеются.)
– Мы с сыном Кренкеля очень хорошо знакомы. Он утверждает, что это выдумки, как и многие другие «народные легенды» про папанинцев. Кстати, с Иваном Дмитриевичем я тоже успел познакомиться и пообщаться – он очень сильно помог в создании нашей организации при Географическом обществе Академии наук СССР.
– У вас любовь к Северу тоже наследственная?
– Нет, мой отец востоковед, работал в Совинформбюро, потом стоял у истоков РВСН... А во мне эта бацилла сидела, наверное, с рождения. Меня всё время куда-то тянуло. Линия горизонта для меня была чем-то таким загадочным. Мне всё время хотелось идти в направлении к этой линии. При том что я родился в Маньчжурии, на Дальнем Востоке, где горизонта не разглядеть. Куда ни посмотришь, кругом эти сопки синие, потому что хвоя такого цвета...
Но сколько я себя помню, я всё время куда-то стремился. Матушка ругала постоянно: то зашёл слишком далеко от дома, то вообще ушёл с палкой в руках путешествовать...
Потом, уже в школе, когда мы начали изучать географию, я увидел эти карты, глобусы. И наша учительница Вера Вениаминовна Ерсецкая – очень молодая, всего лет на 10 старше нас, влюблённая в свой предмет, буквально заразила нас этой любовью. Как только мы ни путешествовали: пешком, на плотах, куда-то выезжали в тайгу, что-то пилили, рубили и управляли этими плотами...
Потом отца перевели в Подмосковье, и уже там в школе я сильно увлёкся волейболом, стал мастером спорта и кандидатом в олимпийскую сборную СССР.
– Уже в школьном возрасте?
– Да. Волейбол стал олимпийским видом спорта в 1964 году, и я не был в Токио только потому, что не прошёл по возрасту. Мне было 17, одного года не хватило.
– Николай Платонович Патрушев тоже увлекается этим видом спорта, возглавляет Наблюдательный совет Всероссийской федерации волейбола. Не пересекались с ним на этой почве?
– Мы именно так и познакомились. Есть чисто российский вид спорта – волейбол на снегу. В год 200-летия открытия Антарктиды мы хотели предложить Международному олимпийскому комитету включить его в программу зимних Олимпийских игр. Николай Платонович нас активно поддержал, и мы начали готовить презентацию для Антарктиды, хотели пригласить ветеранов мирового волейбола...
– Где-нибудь на «Беллинсгаузене»?
– Нет, на «Новолазаревской», туда довольно просто попасть через Кейптаун. Я уже начал готовить палатки, человек на 150, рассчитывали три-четыре международные встречи ветеранов провести. Но вмешалась пандемия. В ЮАР ввели жёсткий карантин для всех прилетающих, а перед вылетом в Антарктиду – ещё на 2 недели. Разумеется, на таких условиях организовать подобное международное мероприятие было нереально, а нарушать санитарные правила нам самим не хотелось: ведь случись что – всё бы на нас свалили. И в очередной раз я убедился, что всё, что ни делается, – к лучшему. Потому что вирус в конце концов пробрался и туда, но мы тут уже были точно ни при чём.
– Сейчас возить иностранных туристов стало сложнее...
– Значительно. Недавно нас попросили освободить базу Лонгйир на Шпицбергене. У нас осталась только Хатанга, которая для иностранцев куда менее удобна, ведь нужно оформлять визы. Хотя там великолепный аэродром, база, гостиница.
– Если гостиница есть, иностранцы рано или поздно полетят. Ведь из Канады же никто не летает на Северный полюс?
– Летают. Иногда с нами договариваются и на своих маленьких самолётиках прилетают.
– Но на маленьком тяжеловато долететь, а большой лёд продавит. Вот самолёты типа Ан-74 были оптимальными: средних размеров, с двигателями наверху, им не нужна длинная взлётно-посадочная полоса.
– Да, двигатели наверху, специально, чтобы туда не летели обломки льда. Состояние льда тоже сильно изменилось за последние годы. Когда говорят о глобальном потеплении, обычно приводят какие-то малопонятные аргументы. А я в Арктике каждый год вижу, как меняется лёд. Сейчас там всё однолетнее, 40–70 см, а нужна толщина примерно в метр. Найти надёжную льдину для посадки самолёта в районе полюса – задача очень сложная.
– Насколько критичны эти изменения?
– Площадь водной поверхности, покрытой льдом, тоже сокращается. Кто-то говорит, что это хорошо, мол, нам будет проще Северным морским путём пользоваться. Они в этом правы. Но неприятностей от истончения льда тоже достаточно, ведь в природе всё сбалансировано. Меняется поведение животных, например белые медведи уже не могут летом уйти на дрейфующие льды, чтобы охотиться на нерп. Происходят вещи, которые раньше зоологи себе представить не могли: белые мишки вместе с бурыми начали охотиться на оленей. Бурые загоняют их к морю, а белые нападают. Как они потом тушу делят, я не знаю. Но оленей на всех не хватает, поэтому медведи вынуждены ходить по помойкам, наводить свои порядки у полярников.
Конечно, природа как-то приспособится. Но и мы должны сделать всё, чтобы минимизировать воздействие на окружающую среду. И очень многое изменилось в государственном подходе. Раньше говорили: надо осваивать, добывать, бурить любой ценой. А сейчас появилось понимание, что мы не имеем права оставить нашим потомкам неразрешимые проблемы. И меры принимаются – начиная с геологоразведки и заканчивая развёртыванием работ по освоению.
– Можете привести пример какой-то экстремальной ситуации из тех, что случались с вами в экспедициях?
– Их много. Да и что назвать экстремальной ситуацией? Пришёл медведь, наступил на палатку – это не агрессия с его стороны. Это любопытство, и нужно уметь правильно себя вести в этой ситуации. Возможно, это экстремально, но это нормально. Мы же по Арктике идём! Там медведи живут, мы обязательно встретимся. К таким встречам нужно быть готовым, хотя у кого-то от такой перспективы аж волосы шевелиться начинают.
– Насколько сложно вести арктическую экспедицию?
– Представьте: двигается группа по дрейфующим льдам. Ведь это не просто льдина, которая плывёт. Очень часто идут торошения, льды наползают друг на друга, образуются трещины, разводья. Часто в группе собраны люди с разной подготовкой: кто-то ориентируется лучше, кто-то – слабее. Поэтому важно, чтобы менее опытные люди всегда были под контролем. Взаимоконтроль необходим, чтобы всегда была возможность оказать помощь. Порой колонна растягивается на сотню метров, но ни в коем случае нельзя упускать людей из виду. Поэтому после прохождения каждого препятствия нужно дождаться последнего, убедиться, что всё в порядке, и только после этого двигаться дальше. Иногда случается, что проложенным маршрутом всем пройти не удаётся – льдины начинают расходиться, и нужно искать обход.
Мои друзья-космонавты удивляются: «Как вы это всё умудряетесь держать в голове? У нас есть Центр управления полётами, люди, которые за нами постоянно следят, и если нам нужна даже не помощь, а простой совет, они готовы целый консилиум собрать, чтобы найти наилучшее решение».
А у нас вот ЦУПа нет. Точнее, ЦУП – это и есть мы. Мы и груз тащим, мы и перелезаем через эти без конца появляющиеся всё новые и новые преграды. Но в этом и есть та изюминка, которая рождает в человеке… нет, не азарт. Если всё сводить к азарту, это будет неправильно.
Мы идём к своей цели. Мы идём к своей мечте. Поэтому мы должны уметь сконцентрироваться до такой степени и отбросить все сомнения, чтобы они не мешали нам действовать. Да, очень часто нужно просто взять и сделать шаг, потому что льдины расходятся, если ты хотя бы секунду промедлил, может быть уже слишком поздно. Но чем бо´льшим опытом ты обладаешь, тем увереннее в таких ситуациях ты себя ведёшь.
– Вы сказали, что сейчас много общаетесь с молодыми людьми. Вы чувствуете у нынешней молодёжи страсть к путешествиям?
– С молодёжью всё в порядке. Я очень часто встречаюсь и со студентами, и со школьниками – и меня буквально засыпают вопросами: «А как стать путешественником, с чего начать?» В советское время я бы чётко сказал, с чего начать, потому что была система самодеятельного туризма, это было одно из направлений деятельности профсоюзов. Существовала надёжно работающая система, где можно было пройти необходимую школу, приобрести опыт и участника, и руководителя.
Сейчас же есть все возможности получить классную спортивную подготовку, но как составить и пройти маршрут от точки А до точки Б – этому практически нигде не учат. Поэтому моя главная мечта на нынешний момент – создать учебный центр, где молодые люди смогут проходить профессиональную подготовку, позволяющую принимать участие в серьёзных экспедициях.
– Возможно, не всем нужно становиться путешественниками, это удел избранных?
– Подавляющему большинству это точно не нужно. Они могут пройти туристический маршрут, отправиться даже на полюс на ледоколе, на самолёте, своими глазами увидеть Арктику, попытаться понять, что это такое. Но те единицы энтузиастов, которым этого недостаточно, пойдут дальше. И они могут реально стать путешественниками.
Сейчас на карте мира не осталось белых пятен – но это не значит, что эпоха путешествий закончена. Есть историческая составляющая: все наши нынешние арктические маршруты проложены по пути экспедиций великих первопроходцев, первооткрывателей. И нам часто удаётся находить следы, которые были оставлены нашими предшественниками сотни лет назад. Это уникальная возможность почувствовать связь времён.
Например, на Таймыре в заливе Симса нам удалось побывать на месте стоянки и гибели русских мореплавателей начала XVII века. Это более чем за 120 лет до Великой Северной экспедиции 1733–1743 годов, организованной по указу Петра I. По известным историкам находкам, сделанным в середине 1940-х годов, можно уверенно говорить о том, что целью мореплавателей было пройти на восток с торговой миссией. Я уверенно говорю «торговой», потому что вместе с монетами там было ещё не до конца истлевшее сукно, бисер... Вероятно, торговцы рассчитывали поменять всё это на меха, но их суда погибли во льдах. Это ли ни доказательство того, что Северный морской путь – исконно русское открытие?.. Да, конечно, громких географических открытий сейчас ожидать уже не приходится, но открытий исторических впереди ещё очень много.
Персоны, упоминаемые в этом материале:
В. С. Чуков
