АЛЕКСЕЙ ГИНЗБУРГ: «В архитектуре не должно быть случайных деталей»
Архитектурная мастерская «Гинзбург Архитектс» была основана Владимиром Гинзбургом и Алексеем Гинзбургом с целью реставрации и восстановления памятника конструктивизма – Дома Наркомфина, созданного по проекту Моисея Гинзбурга в 1928– 1930 гг. В 2020 г. долгожданная реставрация была успешно завершена. Мастерская к этому моменту получила широкий опыт в реализации разнообразных архитектурных проектов от реставрации объектов культурного наследия, проектирования жилых и общественных зданий, многофункциональных комплексов, загородных и курортных резиденций до создания градостроительных концепций и мастер-планов. Наш собеседник – архитектор и реставратор Алексей Гинзбург.
– Вас, наверное, можно поздравить с тем, что проект реставрации Дома Наркомфина, наконец, завершён. Это была долгая история…
– Да. Она началась примерно в 1986 году. Этим занимался мой отец, Владимир Гинзбург. Он первым начал привлекать к проблеме внимание тогда ещё государственных организаций. Я ему помогал. А дальше, до 2016 года, была тяжёлая история попыток, которые по разным причинам оказывались неуспешными, затем – 5 лет проектирования и реставрации.
Сегодня жильцы уже заселяются. Дом не просто отреставрирован, он сделан полностью под ключ со всеми квартирами.
Именно Дом Наркомфина был тем проектом, который заставил нас с отцом основать свою семейную, частную компанию в 1995 году. Но получилось, что мы создали фирму, чтобы отреставрировать дом, однако вплоть до 2016-го работали над другими проектами. Причём именно как архитекторы, а не как реставраторы. Основной объём нашей работы – это проектирование новых зданий в Москве и регионах. В Подмосковье, Новосибирске, в Сочи, Геленджике и других местах.
Мне как специалисту интересна новая архитектура, но сам по себе Дом Наркомфина привёл нас в реставрацию. Хорошо, что мы выполнили не один реставрационный проект до того, как началась активная работа с ним. Я получил возможность сформулировать свой подход к реставрации, который мне казался принципиально важным для памятников современной архитектуры. Реставрация этих объектов у нас не очень многим понятна. Нет наработанных методик, как это делать, в отличие от работы с историческими зданиями.
– Эти позиции можно сформулировать?
– Они очень простые. Дело в том, что у нас остаётся катастрофически мало подлинной исторической «ткани» в старых домах. Особенно это заметно в памятниках современной архитектуры.
Это отношение было укоренено в советском сознании. Иногда его встречаешь и сейчас: старое не так ценно и важно. Можно всё заменить, сделать новое таким же, как старое, и будет не хуже. Подлинность объектов, таким образом, нарушается. Здания превращаются в лакированные новоделы.
– Дух времени уходит...
– Вот именно. Вопрос консервации сохранившихся элементов здания крайне важен, потому что именно они и передают дух места, дух дома, его память, время, которое он прожил.
Внутри Дома Наркомфина перекрытия и стены на 90 % остались оригинальными. Но всё равно это в основном закрывается новой покраской, потому что старую уже шесть раз перекрашивали и восстановить её невозможно. Тогда возникает вопрос, как добиться того, чтобы «на поверхности» оставались элементы, которые можно увидеть, потрогать. И понять, что это та вещь, которая прожила вместе с домом 90 лет. Это пункт номер один в нашей реставрационной программе.
Пункт номер два. Воссоздание утраченных элементов должно производиться таким образом, чтобы они были выполнены максимально близко, а лучше просто по той же технологии, по которой они изготавливались в оригинале.
С историческими памятниками очевидно, что это надо делать именно так. С памятниками современными кажется: были окна деревянные, заменили на пластиковые. Рисунок похожий. Какая разница?.. Это ошибка. Мы теряем образ здания, который содержится в мельчайших деталях.
– Но это удорожает проект.
– Главная задача реставрации – постараться вернуть зданию его первоначальный облик.
Реплики, которые мы делали в Доме Наркомфина, точно повторяли оригинальные детали. При этом мы чётко разграничивали: вот это – новое, а это – старое.
Мы отливали бетонные световые приямки, рамы, плитку на кровлях. Деревянные окна и стальной витраж воссоздавались по сохранившимся образцам.
Пункт три – функция. Памятники современной архитектуры отличаются от исторических в первую очередь тем, что их функциональное назначение соответствует сегодняшним аналогам. В исторических зданиях их первоначальные функции часто не существуют. Приходится приспосабливать их к современному использованию.
В памятниках авангарда сохранение функции играет очень важную роль, потому что она определяла всё здание. Задачей этих зданий было удобство жизни, обеспечение гармоничного досуга и работы людей.
Необходимо продумывать приспособление дома к современному использованию так, чтобы он по прошествии 90–100 лет всё равно сохранял в той или иной степени своё назначение.
Когда в 2016 году мы начали работать над проектом реставрации Дома Наркомфина, а в 2017-м – над его непосредственной реализацией, я для себя уже смог сформулировать задачи, которые должна решить реставрация. В предыдущих реализованных проектах я это проверил на практике.
Для меня как для практика важно, что реставрация Дома Наркомфина стала школой, которая помогла мне именно как современному архитектору. Почему этот дом по сей день изучают студенты и архитекторы во многих странах мира? Он абсолютно завершён и додуман. Дом настолько же сложен внутри, насколько прост снаружи. Это то, что современному архитектору важно знать про профессию: как важно избегать случайных решений. У любой детали должна быть определённая задача.
Моисей Гинзбург писал в одной из статей (а он был не только практиком, но и теоретиком группы конструктивистов), что функционально обоснованный подход в архитектуре, преломляясь через интеллект архитектора, позволяет сформулировать новую эстетику. В данном случае Дом Наркомфина – пример такой эстетики, которая не является декоративной, а, напротив, выросла из функции.
Потребности общества изменились после наступления современной эпохи. Ответом на новые потребности человека стал Дом Наркомфина. Он явился манифестом нового, современного образа жизни.
Этот life style не потерял актуальности и сегодня. Квартиры купили не только увлечённые авангардом люди, но и те, кто не знал про специфику этого памятника архитектуры. Но, войдя в него, они почувствовали себя комфортно. Дом их принял. Они почувствовали комфортную для себя среду обитания. Значит, идеи, заложенные в этом здании, актуальны и сейчас.
– Чем интереснее заниматься лично вам – реставрацией или проектами нового строительства?
– Для меня это скорее две половинки одного целого, но интереснее заниматься новым. Мне хочется выразить своё понимание архитектуры и пространства города.
Реставрация – это часть моей любви к Москве, её истории – к городу, где я живу и который чувствую родным.
Мне кажется очень важной задача сохранения идентичности старого города. Для этого должна осуществляться консервация сохранившихся исторических зданий. Это скорее общественная работа.
– У вас есть проект-мечта?
– Да, конечно. Много лет для меня это был как раз Дом Наркомфина. Когда 30 лет проходит в бесплодных попытках добиться начала реставрационных работ и ничего не получается, у тебя опускаются руки, кажется, что всё потеряно. Это было непросто. Я даже сейчас ещё не могу поверить, что всё получилось.
Это была мечта и про отдачу долгов. Даже, может быть, не по отношению к деду, который умер до моего рождения, а к отцу. Он начал первым заниматься спасением Дома Наркомфина и ушёл из жизни очень несвоевременно.
– И надеялся завершить…
– Да. Проект-мечта, если говорить об архитектурных задачах, это общественное здание: театр или музей, например. Мне много приходится работать над жильём: от больших жилых комплексов по 300–400 тысяч метров до маленьких особнячков. Основная загрузка большинства российских архитектурных мастерских – это жилые здания, в силу коммерческой востребованности.
А общественных зданий у нас строится меньше, чем в Европе, например. Там какой-то баланс соблюдается. Есть государственные программы, есть частные фонды, которые финансируют подобные проекты.
Общественные здания – это места, где фокусируется вся жизнь города, и исторического, и современного, его нервные центры. Они притягивают, и, занимаясь их проектированием, ты ощущаешь свою сопричастность к городскому существованию, как будто чувствуешь его пульс.
Персоны, упоминаемые в этом материале:
А.В. Гинзбург
