Мокрые брюки
Тропинин застегнул сумку, надел её на плечо и оглядел ещё раз каюту. Не забыл ли он чего? Вроде нет, всё забрал. Паспорт должен быть в куртке, он его вчера не вынимал. Тропинин хлопнул на всякий случай ладонью по карману. Пустота. Он хлопнул по другой стороне. Опять пусто. В животе похолодело. Тропинин сбросил сумку и принялся лихорадочно обшаривать карманы. Ничего. Он бросился перетряхивать сумку. Тот же результат – пусто.
За дверью загремели тяжёлые ботинки.
– Тропинин! – дверь открылась, на пороге нарисовался замполит. – Собрался куда?
– Нет, – чуть слышно выдавил Тропинин.
– Это правильно, – рот замполита расползся в язвительной гримасе. – Паспорт твой пока у меня побудет.
Тропинин бросился к нему.
– Вы не смеете! Отдайте!
Вместо ответа перед его носом повис гигантский кулак замполита.
– До конца вахты на берег ни ногой. Вопросы?
Колени Тропинина ослабли, он рухнул на койку.
Тропинин относился к привилегированной касте радистов и единственный на всю команду владел английским. Без него судно слепло и глохло. Даже капитан иногда становился за него на разделку рыбы, чтобы тот оставался в радиорубке. На стоянках в иностранных портах на Тропинина записывалась очередь, всем хотелось привезти домой заграничного дефицита, а без переводчика рискованно, накупишь всякой дряни. В порядке оплаты услуг предлагали универсальную советскую валюту – водку. Он пытался отказываться, но получалось плохо, в суровом мужском коллективе человек непьющий вызывал подозрения.
В мореходке Тропинин слыл спортсменом. Он ходил в качалку, а начальство посылало его на соревнования по всем видам спорта, включая беговые.
Когда Тропинин выпускался из мореходки, начальник курса напутствовал его:
– Продолжай заниматься, это единственное спасение. Иначе сопьёшься.
Тропинин последовал его совету, соорудил самодельные гири из чугунных цепей и, пока остальные пили, «качал железо». Однако от скуки в долгом переходе это не спасало. В кают-компании он обнаружил изрядно потрёпанный, с вкладышем центральной детской библиотеки Мурманска экземпляр «Мартина Идена». Первый раз он его прочёл взахлёб, второй раз – вдумчиво, а в третий – по кусочкам, смакуя самое важное. Идея поиска призвания потрясла его. Он решил, что будет, как Мартин, описывать жизнь в дальних странах. Для этого нужно всего две вещи: путешествовать и писать, что может быть проще?..
После возвращения из первого плавания он понял, что из рыболовного флота надо бежать. В море пьют, чтобы забыться после тяжёлой вахты, на берегу – чтобы убить время. Долго он не протянет, умрёт от водки лет в сорок.
План созрел: надо завербоваться в Гамбурге в западную судоходную компанию. По слухам, туда брали на работу моряков любой национальности, главное – знать английский. Ходить на современных контейнеровозах между Сингапуром, Нью-Йорком и Кейптауном – совсем не то, что добывать треску на советском траулере в северной Атлантике.
Ему предложили контракт матроса – понижение для радиста, зато с датским «Маерском», мечтой любого моряка. Вечером он вернулся на борт собрать вещи и тихо попрощаться с товарищами. Тихо не вышло, прощание превратилось в грандиозную попойку. Старшие товарищи поддержали Тропинина. Механик Семёныч, заскорузлый и немногословный, даже пустил слезу, радуясь за юношу и оплакивая потраченную даром собственную молодость. И только замполит не стал мириться. Это понятно, за невозвращенца снимают с загранрейсов.
Ещё вчера Тропинину казалось, что мир принадлежит ему, но сегодня сердце разрывалось от отчаяния. Впереди шесть месяцев в открытом море, он не выдержит. Разве для этого он был рождён?
Отчаяние сменилось решимостью. Он открыл иллюминатор и посмотрел на воду. Масляные разводы от нефтепродуктов на поверхности переливались на солнце. Он не собирается кончать жизнь самоубийством, как Мартин Иден. В его случае всё наоборот: остаться на борту значит обречь себя на медленную смерть. Он снял бушлат и ботинки, сложил в брезентовую сумку, плотно застегнул её и выбросил в воду. Затем выпрыгнул сам. Мутная вода порта обожгла кожу холодом, дыхание перехватило. Тропинин с благодарностью вспомнил отца, приучившего сына «моржевать», и поплыл к соседнему пирсу.
Когда он вбежал в контору «Маерска», вода почти перестала лить с брюк.
Пожилой кадровик с густыми бровями и усами выслушал историю про потерянный паспорт, неодобрительно поглядывая на мокрые брюки моряка.
– Нет проблем, – выдал он свой вердикт. – Обращайтесь в консульство, восстанавливайте паспорт и приходите к нам.
Тропинин икнул.
– Вы разве не выдаёте паспорт моряка?
Глаза кадровика раздражённо сверкнули из-под зарослей бровей.
– Паспорт, молодой человек, выдаётся официальными органами. Мы всего лишь судоходная компания.
Тропинин икнул ещё раз. Кадровик повернулся к столику за спиной, налил кофе и протянул Тропинину. Тот взял чашку и отхлебнул. Обжигающий напиток привёл его в чувство, впервые за утро Тропинин понял, что именно натворил. Осознание непоправимой ошибки зазвенело внутри с нарастающей силой.
– Мне нельзя в консульство, – тихо сказал он.
– Мы не берём на работу без документов.
– Что же мне делать?
Кадровик забарабанил пальцами по столу, потом снял трубку телефона, набрал номер и долго говорил по-немецки. Тропинин с тоской посмотрел за окно. Часы на шпиле ратуши пробили полдень. Его уже, скорее всего, ищут.
Кадровик повесил трубку.
– Ничем не могу помочь. Идите в полицию и заявите о пропаже паспорта.
– А как же мой контракт?
– Он будет вас ждать. Приходите, когда будут документы.
Тропинин поднялся и побрёл к выходу.
На улице ярко светило солнце, но ледяной ветер пронизывал насквозь, и ноги тут же закоченели. В кармане бушлата хрустела последняя купюра в сотню марок – все его сбережения. Тропинин зашёл в ближайшее кафе и заказал чаю.
Чем он думал, когда решил бежать без паспорта? Что его ждёт? Только теперь он понял, что без документов он не только не устроится на работу, но и вообще пропадёт в чужом городе. Он здесь никому не нужен. Может, вернуться на борт к своим? Он представил злорадную ухмылку замполита, сочувственный взгляд механика Семёныча, вспомнил испитые лица остальных товарищей, неистребимый запах рыбы и с отвращением передёрнул плечами. Хорошенький выбор: унижение или голодная смерть в чужой стране.
Вдруг за его столик кто-то подсел. Тропинин испуганно отпрянул.
Напротив сидел усатый кадровик.
– Вот что, сынок, тут сухие брюки и тельняшка, – он положил на стол свёрток. – Переоденься в туалете, не стоит ходить в мокром, всё-таки ноябрь.
Тропинин повиновался. Когда он вернулся, на столе стояли две порции сосисок с тушёной капустой.
– У меня обеденный перерыв, – пояснил немец. – Мне показалось, вы тоже ещё не обедали.
Тропинин сглотнул слюну и набросился на еду.
Кадровик с интересом наблюдал за ним.
– Вы случайно не еврей?
– Нет, а что?
– Жаль, им сейчас дают гражданство по ускоренной процедуре. Вы слышали, что вчера пала Берлинская стена?
– Как? – Тропинин поперхнулся от удивления.
– Ешьте и слушайте. Вот проездные документы до Западного Берлина. Поезжайте туда и обратитесь в полицию за политическим убежищем. Говорите, что бежали из Восточного Берлина. Там сейчас такой беспорядок, что никто особенно разбираться не будет. Как получите временное разрешение, приезжайте обратно. С ним мы сможем взять вас на работу.
Тропинин слушал и жевал всё медленнее, пока вовсе не застыл с открытым ртом. Голова шла кругом. Похоже, он ещё спит и бредит после вчерашней пьянки. Он больно прикусил губу. Нет, это не сон.
– Что вы застыли? Доедайте быстрее и бегом на вокзал. Поезд отправляется в два тридцать.
Из глаз Тропинина вдруг брызнули слёзы. Он так много хотел сказать этому человеку с нелепыми усами, но не мог, слова застряли в горле.
– Спасибо, – наконец выдавил Тропинин. – Я обязательно вернусь.
– Удачи вам, юноша, – усмехнулся в усы немец. – Буду ждать.
Тропинин схватил сумку и выбежал из кафе. Слёзы застилали глаза, но он не мог их остановить, лишь утирал на бегу кулаком…
Путь назад занял у Тропинина шестнадцать лет. Немецкого гражданства он не получил, скитался по всему миру, вернулся в Россию и написал роман о своих приключениях, ставший бестселлером. В 2005 году он приехал на книжную ярмарку во Франкфурт представить немецкое издание книги. После ярмарки отправился в Гамбург.
Найти кадровика не составило труда. Когда Тропинин позвонил в дверь уютного домика в пригороде, ему открыл сухой старичок. Узнать его можно было лишь по усам, всё ещё густым, но теперь совсем седым.
– Почему вы мне тогда помогли? – задал терзавший его вопрос Тропинин.
Старик усмехнулся в усы так же, как тогда в кафе.
– Мокрые брюки.
– Не понял?
– Я бежал из Восточного Берлина в ноябре шестьдесят третьего. Вплавь через Шпрее. В западной части города у меня никого не было, и я полдня ходил в мокрой одежде. Схватил воспаление лёгких, полгода валялся в госпитале, еле выжил. Когда увидел на вас мокрые брюки, понял, что обязан помочь.
Как шестнадцать лет назад, у Тропинина встал ком в горле. Он достал из портфеля экземпляр своего романа и протянул старику.
Старик открыл книгу на первой странице и прочёл вслух:
– «Сотруднику отдела кадров компании “Маерск”, спасшему меня в 1989 году, посвящается».
– Больше всего меня мучило то, что я даже не спросил вашего имени, – признался Тропинин. – Не было дня, чтобы я не думал о вас.
Старик молча поднялся, достал из стола папку и протянул Тропинину.
– Что это? – удивился тот.
– Ваш контракт. Загадал, что если сохраню его, то вы выкарабкаетесь...
Автор статьи перечисляет свой гонорар в помощь подопечным детям фонда «Русская Берёза».
