Стас Намин: «Я не мог себе представить, что в 70 лет буду чувствовать себя и работать, как будто мне 25!»
Музыкант, композитор и продюсер, художник и фотограф, режиссёр театра и кино, создатель легендарной группы «Цветы» и группы «Парк Горького» – это всё Стас Намин. И ещё он – первооткрыватель. Многие из его смелых и успешных проектов в пору их осуществления не имели, а некоторые и сегодня не имеют аналогов в нашей стране. В ноябре Стас Намин отмечает своё 70-летие. Многие в это время начинают подводить итоги, но только не он. Сегодня Намин по-прежнему полон новых оригинальных идей, поражает реализацией обширных творческих планов, устремлён в будущее. О своих проектах, неудачах, удачах и о том, что ещё предстоит сделать, Стас Намин рассказывает в интервью главному редактору нашего журнала Евгении Шохиной.
– Анастас Алексеевич, расскажите, пожалуйста, кто вам подарил первую гитару?
– Кто подарил? Я её лобзиком выпилил. (Улыбается.)
– Семья поддерживала ваши увлечения?
– Кого вы называете семьёй – отца и маму?
– Да, и, может быть, вашего деда, ведь он был известным человеком.
– Отец был лётчиком, участником Великой Отечественной войны, и остался военным лётчиком на всю жизнь, служил и летал в далёких от Москвы гарнизонах, так что ему было особенно не до меня. Дед тоже был занят своей работой, а вообще он был очень лоялен ко всему, что делали и чем увлекались его внуки. Нас было десять – пять девочек и пять мальчиков.
Всю жизнь меня во всём поддерживает мама, она музыкант с консерваторским образованием и писатель, написала очень серьёзную книгу воспоминаний «Своими глазами – с любовью и печалью». В этом году ей исполняется 92 года. Вот она на фотографии в центре. Это 2 года назад вся наша большая семья собралась по случаю её 90-летия.
С музыкой я связан с детства, прежде всего через маму. Ну а потом, уже в юношестве, увлёкся рок-н-роллом.
– У вас очень много творческих проектов: музыка, театр, кино, живопись, фотография. Как вы всё это успеваете? Рано встаёте?
– Моя дочка Маша однажды задала мне тот же самый вопрос. Я ей ответил и теперь тиражирую свой ответ: «Я делаю всё очень быстро, но никуда не тороплюсь». (Улыбается.)
– В какой момент жизни вы научились ею наслаждаться? Был ведь период, когда вы торопились и у вас не всё получалось?
– В этом смысле, наверное, со мной происходили парадоксальные метаморфозы. Хотя внешняя среда мало влияет на моё внутреннее состояние, но до конца 1980-х она была ко мне настолько агрессивно настроена, что комфортной мою жизнь тогда было назвать очень трудно. Меня запрещали, были проблемы во всём, чем бы я ни занимался – рок-н-роллом, кино и т.п. Денег не было, так как за то, что я делал, не платили. С 1987 года, с перестроечными свободами, началась более или менее комфортная жизнь. С 1986 года я начал ездить по миру, и именно тогда мы с группой сделали первое мировое турне – с 1986 по 1990 год.
В конце 1990-х – начале 2000-х я чувствовал себя абсолютно комфортно и делал беспрепятственно всё, что мне хочется. А сейчас, вот уже лет 15, у меня самое счастливое время за всю мою жизнь. То есть получилось всё не как у людей, а наоборот. (Улыбается.) Со временем я чувствую, что молодею, и реально счастлив и в семье, и в творчестве. У меня нет ностальгии по юности. (Улыбается.)
– А как получилось, что после запретов вы не просто поехали в мировое турне, но оно стало суперуспешным?
– Да, действительно, то мировое турне положило начало моей, в определённом смысле, известности за рубежом. Всё происходило естественным способом, и от меня мало что зависело. В 1985-м, во время Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, куда нас не включило Министерство культуры СССР, со мной связался английский режиссёр и продюсер Дэвид Вулком и попросил разрешения исполнять в его спектакле мою песню «Мы желаем счастья вам», которая только-только стала звучать после трёхлетнего запрета. Мы с ним решили сделать международный проект «Дитя мира» и поехали в тур по США. Правда, перед этим целый год был скандал и репрессии от министерства, которое нас официально на коллегии обвинило в «пропаганде американской военщины», ну и т.п. Но в какой-то момент кто-то, наверное, в высшем руководстве страны решил не портить имидж только начавшейся перестройки, и нас вдруг неожиданно, после многолетних запретов, выпустили. За 45 дней мы объехали 17 крупнейших городов США, где выступали в самых престижных залах исключительно для англоязычной аудитории. За полтора месяца у меня было около 500 интервью и публикаций в самых известных СМИ Америки. Мне было 35 лет, и это был мой первый выезд на Запад.
– Как вы познакомились с великим музыкантом Фрэнком Заппой?
– Он мне позвонил году в 1988-м и сказал, что хочет приехать в Москву и познакомиться, потом приезжал ко мне несколько раз, а я часто бывал у него в LA. Мы дружили до его последних дней.
– А Роберт де Ниро тоже позвонил?
– Какая у вас изящная ирония в вопросе… (Улыбается.) У нас с ним не сходятся воспоминания о знакомстве. Он говорит, что мы с ним знакомы с конца 1980-х, когда он приходил ко мне в центр в Парке Горького. А я помню, что мы познакомились уже в середине 1990-х, когда я, помогая моим друзьям Саше Абдулову и Серёже Соловьёву, пригласил его в числе других звёзд на XX Московский кинофестиваль. Но это ведь не так важно, главное, что у нас тоже сложились дружеские отношения, которые продолжаются и сегодня. Чтобы вы больше не спрашивали про мои знакомства, признаюсь вам, что комплексую проявлять инициативу в отношениях с такими звёздами. Так сложилось, что я встречал много очень интересных людей в разных областях, но дружеские и долгосрочные отношения складываются, только если инициатива идёт не от меня.
– Ваш спор с Де Ниро разрешится, если по архивам КГБ посмотреть? (Смеются.) Получается, у вас есть талант окружать себя талантливыми людьми. Например, вы нашли Юрия Башмета, когда он ещё учился в консерватории…
– Нет, я его не нашёл. И мой талант тут совсем ни при чём. Просто так случилось, что он, молодой музыкант, приехавший из Львова, пошёл на фирму «Мелодия» подработать на записи струнных и случайно участвовал в записи нашей «Звёздочки». А уже через много лет мы с ним как-то летели из Парижа и выпивали, и он мне говорит: «А ты знаешь, что мне должен 100 рублей?» Я спрашиваю: «С какой это стати?» И тогда он мне рассказал эту давнишнюю историю и что фирма «Мелодия» так и не заплатила ему 100 рублей за запись. Ну мы посмеялись и ещё выпили… (Улыбается.) А скоро, 6 ноября, он со своим оркестром в концертном зале «Зарядье» исполнит несколько моих симфонических произведений.
– А помните, как к вам попали Саульский и Козлов?
– Да, прекрасно помню. Игорь Саульский сейчас живёт в Нью-Йорке, он сын известного джазового музыканта Юрия Саульского, с которым я был в дружеских отношениях. Игорь тоже великолепный музыкант – пианист с консерваторским образованием, знающий и классику, и рок. До «Цветов» он играл в «Скоморохах» у Саши Градского, это была рок-нролльная тусовка, где мы все друг друга знали и все дружили. Когда под впечатлением только появившихся Blood, Sweat & Tears, Chicago и других команд с духовыми секциями я решил тоже поэкспериментировать с ними, то пригласил плюс к традиционной в роке ритм-секции медную группу – Сашу Чиненкова, которого знал ещё по музыкальному Суворовскому училищу, и других музыкантов, а заодно и Саульского на фортепиано. Игорь предложил позвать ещё и Лёшу Козлова, который был уже известным джазменом. Мы тогда были самодеятельной неизвестной группой, а он – грамотным и опытным музыкантом. Это был примерно 1970 или 1971 год.
– Вы можете назвать себя самоучкой, судя по тому, что гитару лобзиком выпиливали. (Улыбаются.)
– Наверное, я самоучка во всём, что делаю, так как не занимаюсь впрямую тем, чему официально учился.
– Вообще ни у кого не учились, даже у Джимми Хендрикса?
– Почему же? Я учился и у Джимми Хендрикса, и у Леннона, и у других великих музыкантов, но они об этом не знали… (Улыбается.)
– А есть вещи, о которых вы жалеете?
– Всерьёз, наверное, нет, но есть вещи, которые я бы сделал по-другому. Например, когда я в 1989-м делал фестиваль в Лужниках с Bon Jovi, Mötley Crüe, Оззи Осборном, Scorpions и др. После фестиваля мы вместе с Анной Исаевой, которая и сегодня директор нашего театра, взяли чемодан заработанных с продажи билетов и мерчандайзинга денег – где в пересчёте было больше миллиона долларов, и честно отнесли его в какой-то советский фонд против наркотиков. Юридически мы были абсолютно неграмотны и ни расписок, ни других документов не составили, просто отдали чемодан с налом и всё… Сейчас, думаю, я бы так не сделал. (Смеётся.)
По тем временам, если помните, пятикомнатная квартира на Тверской стоила где-то 35 тыс. долларов. Было бы здорово, если мы хоть одному наркоману тогда реально помогли, но я не уверен, что эти деньги пошли по гуманитарному назначению.
– То есть вы бессребреник?
– Скорее, идиот. Я не раз натыкался на подобную свою наивную глупость.
– Жалко, что я не тогда к вам пришла… (Смеются.)
– Я не бизнесмен по натуре. Я не концентрирую мозги на деньгах и прибыли. Деньги, конечно, всем нужны, но мне всё время казалось, что есть что-то важнее. Мне в жизни – что в глазах «серьёзных людей», наверное, выглядит как олигофрения – важен процесс и кайф от него и от его результата. А закон успешного бизнеса именно в том, чтобы концентрироваться прежде всего на деньгах.
– Но вы в 1990-х создали компанию «Станбет» специально как бизнес-проект. Откуда название и был ли успешным этот опыт?
– Поняв, что мне некомфортно и у меня не получается совмещать бизнес с искусством, я попробовал заняться коммерческими проектами, не связанными с творчеством. Результат бывал разный – бывал и успешный и с точки зрения денег, и с точки зрения личного опыта в разных коммерческих направлениях. Почему «Станбет»? Это производное от двух имён – Стас Намин и Деннис Берарди-Томас, мой партнёр в США, с которым мы в 1988-м сделали первое в нашей стране совместное предприятие. Мы познакомились в Нью-Йорке в 1986 году на нашей пресс-конференции в «Хард-Рок-Кафе», и в результате я уговорил его стать американским менеджером моей новой группы «Парк Горького». Тогда мы создали в США совместное производство гитар в виде балалаек, которые были популярны в Штатах, и другие проекты. «Станбет» в результате сделал несколько совместных предприятий и стал холдингом. Мы занимались бартерной торговлей с крупнейшей американской фирмой Atwood Richards. «Станбет Девелопмент» совместно с американской фирмой Fuller Development занималась девелопментом, строили в том числе и на Манхеттене, создали проект высотной башни в только зарождающемся московском Сити. Просуществовали вплоть до 2010 года, когда мы построили пару жилых домов в Москве, в одном из них я сейчас живу. В холдинге «Станбет» было даже спортивное агентство. Первый, кому я помог организовать карьеру за рубежом, был Слава Фетисов. После этого ко мне пришёл Касатонов. Говорит: «А меня тоже можно?» И его мы тоже туда отправили, вдогонку к Славе.
Тогда мы также разбили монополию советской организации, которая называлась «Межкнига». Через неё проходили все международные контракты, связанные с творчеством и искусством.
Когда я собрал группу «Парк Горького» и договорился с американской фирмой PolyGram о выпуске их диска, мы впервые напрямую подписали контракт, без «Межкниги».
Это всё были коммерческие проекты, которые в основном приносили довольно много денег для того времени. Мы сделали первую в стране частную фирму грамзаписи, которая разбила монополию «Мелодии». Это был 1990 год. Она тоже тогда зарабатывала довольно большие деньги, выпуская запрещённые на «Мелодии» виниловые альбомы рок- и поп-музыкантов. Мы не занимались пиратством и единственные за всю историю российской грамзаписи получили «Золотой диск» от крутой английской фирмы грамзаписи Castle Communications, по лицензии которой выпускали альбомы западных звёзд. А в 1991-м мы сделали первую частную радиостанцию SNC, которая, в свою очередь, разбила монополию Госкомрадио. Я принципиально не разрешал на ней рекламу, так как она ломала кайф от музыки, и финансировал её сам, но это было возможно только в те времена.
Во время путча к нам на студию пришли автоматчики, и нас закрыли. Это было связано с тем, что мы были, с их точки зрения, «неуправляемые», несмотря на то, что мы были не политические, а рок-н-ролльные. После путча, когда мы опять заработали, я начал транслировать, помимо музыки, новости Би-Би-Си, в отместку – раз уж вы, несмотря на музыкальную направленность станции, решили, что мы идеологически вам не подходим, тогда получайте прямые новости без цензуры. В результате у меня отняли частоты, и радио SNC прекратило существование.
– Расскажите, пожалуйста, как вам удалось отправить Вячеслава Фетисова в США?
– На Западе я случайно подружился с главным менеджером хоккейной команды New Jersey Devils Лу Ламорелло. Слава Фетисов часто заезжал ко мне в центр, где у нас был первый в стране частный ресторан, и как-то, узнав, что у него заканчивается карьера в СССР (тогда формально у нас в стране был только любительский спорт), я предложил ему попробовать продолжить профессиональную карьеру в Штатах.
– То есть сделав первый частный ресторан, вы и эту советскую монополию разбили?
– Да, в 1987 году у нас в центре, в Парке Горького, уже был наш частный ресторанчик «Виктория». Но мы тогда вообще не думали о новаторствах и первенствах, просто делали то, что казалось интересным, и то, что раньше, при «советской власти», было невозможно.
– В честь победы или в честь девушки?
– И то и другое. (Улыбаются.) В этом ресторане начинал свою карьеру Аркадий Новиков. Потом мы с ним вместе сделали «Царскую охоту», и по сей день формально мы там партнёры. Но это, конечно, больше его ресторан, потому что он всё придумал и сделал своими руками, как, собственно, и во всех его ресторанах.
– Так продолжите, пожалуйста, про Фетисова.
– Так вот, я говорю Славе: «Слава, я спрошу Лу, и если он "за", то есть тема поиграть "там". Ты не хочешь попробовать?» Он говорит: «Кто же меня туда отпустит?» Я отвечаю: «Давай я договорюсь с Лу Ламорелло, чтобы он приехал сюда. Мы здесь всё обсудим и подпишем контракт напрямую. Горбачёв сказал в своё время: что не запрещено законом, то разрешено. Всё остальное – restriction, внутреннее регулирование. Это не закон. А если мы не нарушаем закон, то какие к нам претензии?»
Я привез Лу Ламорелло в Москву. Ему не успели сделать визу, поэтому он прилетел, и его пропустили через границу под мою личную ответственность на одну ночь (в те времена такое было возможно), в течение которой, собравшись у меня в Парке Горького, мы обо всём и договорились. Но мы не хотели скандалов, поэтому первое, что надо было сделать, это договариваться с тренером сборной ЦСКА Тихоновым. Я поехал к нему и говорю: «Вот такое предложение. Можно Фетисова отдать работать профессионалом в США, а вы получите деньги и престиж. Вся страна будет гордиться, что наш (ваш) хоккеист – всемирная суперзвезда». Тихонов ответил: «Никогда. Забудь тему». И мы начали воевать. Начался огромный скандал. Но в итоге Слава, как известно, всё равно уехал и вся страна им гордилась. Мы со Славой с тех пор остались близкими друзьями, а недавно приезжал Лу, и мы все со смехом вспоминали, как всё начиналось.
А про Касатонова я, по опыту с Фетисовым, ни у кого об официальном контракте не спрашивал. Просто сам с ним всё подписал напрямую, и он уехал. Это был стандартный агентский контракт, но Касатонов как уехал, сразу разорвал его и забыл про всё, то есть, если честно, откровенно кинул. Но, несмотря на эти мелочи и издержки, мы пробили прямую дорогу в профессиональный спорт не только в хоккее, но и во всём советском спорте.
– А как вы пробили дорогу группе «Парк Горького»?
– Вы забываете, что сначала надо придумать и создать, а потом уже пробивать дорогу. (Улыбается.) «Парк Горького» я начал делать в 1987 году. Это была фактически своеобразная реинкарнация группы «Цветы», так как всех музыкантов в GP я взял оттуда, кроме Коли Носкова, который работал тогда в ресторане. Изначально для меня это был не коммерческий проект, а скорее амбициозный, я хотел попробовать пробить «железный занавес» американского шоу-бизнеса. В результате я на этот проект потратил свои, большие для того времени, деньги и, конечно, предполагал их вернуть, и вернул бы с большой прибылью, если бы группа не развалилась в 1990 году, поддавшись на провокацию одного из музыкантов.
В середине 1990-х я отправил их на гастроли по США, где гитарист Лёша Белов начал «революционную» деятельность, решив, что они уже достаточно знамениты и я им больше не нужен. Он мечтал украсть проект и руководить им, но Николай Носков не согласился на предательство и вернулся в Москву. Талантливый музыкант, бас-гитарист Александр Маршал научился петь, подражая Носкову, и они, незаконно используя зарегистрированное и принадлежащее мне название, ещё долго и безуспешно пытались выжить на Западе, но это был уже не «Парк Горького». Они провалились, упав с самых высот, куда мне удалось их запустить. Собственно, вся история в деталях описана на официальном сайте GP http://gorkypark-band.ru. С 1990 года группы «Парк Горького» не существует. У них был всего один альбом с написанным Носковым суперхитом Bang, который я продюсировал и который стал известен всему миру. Он так и назывался – Gorky Park. Мы тогда попали в высшие мировые чарты и продали 450 тыс. пластинок – больше, чем первый альбом Bon Jovi. Фирма PolyGram и менеджмент порвали с самозванцами все отношения, и их карьера сразу лопнула.
Да, я не вернул себе свои деньги, но удовлетворил свои амбиции как продюсер, так как мне всё-таки удалось пробить «железный занавес» американского шоу-бизнеса.
Если бы я серьёзно концентрировался на деньгах и был внимателен к хитростям вокруг, я, может быть, и не допустил нарушения контракта и развала группы, просто заменив подлого мелкого воришку-гитариста… (Улыбается.) Я бы нанял американских юристов и сделал контракт более жёстким и профессиональным, но мы были тогда в этих делах непрофессиональны и больше руководствовались кайфом… Вообще, говорят, что в шоу-бизнесе больше аферистов и обманщиков, чем в настоящем бизнесе. Во всяком случае, большинство действительно богатых людей в российском бизнесе, которых я встречал, очень достойные и честные. Меня удивил широтой души и искренней добротой и благородством Алишер Усманов, мы давно дружим с Лёней Богуславским, потрясающе интеллигентным и достойным человеком, не способным на обман и аферы, честнейшие люди мои друзья Платон Лебедев, Марк Гарбер, Михаил Куснирович, Рубен Варданян, Лен Блаватник, Пётр Авен, с которым мы вместе учились в МГУ, и другие серьёзные бизнесмены, с которыми мне приходилось близко общаться. А вот в российском шоу-бизнесе я не могу назвать столько достойных имён. (Улыбается.) Я имею в виду не музыкантов, а тех, кто делает на них деньги.
– А вас часто предавали?
– В моей жизни не так много, но, конечно, бывали предательства. Я был не готов к этому и был шокирован, когда Александр Лосев предал нас всех в середине 1970-х, филармония тогда отняла у нас название «Цветы». В Советском Союзе частных, личных авторских прав на бренд не существовало. Филармония, куда я привёл свои «Цветы», выгнала меня, Никольского и Слизунова и начала цинично коммерчески пользоваться названием. А Лосева как солиста соблазнили остаться, ему пообещали денег, руководство группой и даже сделали в квартире бесплатный ремонт.
Тогда я в первый раз столкнулся с откровенным классическим предательством – мало того что предали, ещё и отняли то, что я по крупицам создал, чем занимался всю жизнь. Сегодня я смотрю на всё это по-другому, ведь так жизнь учит уму-разуму, а тогда было очень обидно и больно. С другой стороны, что ни делается, всё к лучшему. (Улыбается.)
– После распада «Парка Горького» вы создали коммерческий холдинг «Станбет», а удавалось ли в это время заниматься личным творчеством?
– Когда я создал продюсерский центр в Парке Горького и начал помогать запрещённым тогда группам, я практически перестал писать свою музыку и, остановив в 1990-м «Цветы» и сделав на их основе экспортную команду GP, думал серьёзно заняться их карьерой. Но когда они развалились, я решил больше не продюсировать группы и занялся другими проектами – создал симфонический оркестр и т.п. А постепенно и сам начал заниматься творчеством.
Когда в России появился интернет, я увидел, какую чушь про меня пишут, и подумал, что, наверное, моё увлечение продюсированием не даёт людям возможности осознать, что я и сам тоже кое-что умею. (Улыбается.)
С 2000-х я начал серьёзно заниматься театром, музыкой, симфонической и этнической музыкой. Я начал делать документальное кино, много работал над профессионализмом в живописи, графике, пытался экспериментировать в разных видах визуального искусства. Уже тогда у меня было несколько серьёзных художественных выставок, в том числе под патронажем Русского музея. В 2016-м прошла серьёзная выставка в Российской академии художеств, недавно была выставка в Саратове, в старейшем в России Радищевском музее, а недавно закончилась выставка в Московском музее современного искусства. В октябре в Галерее классической фотографии откроется моя фотовыставка, на которой я покажу, что сделал за последние 20 лет. Ведь всё, что я серьёзного сделал в изобразительном творчестве, я сделал именно в этот период, хотя обычно в жизни бывает наоборот: в молодости творят, а с возрастом искра гаснет. (Улыбается.) В юношестве я даже не мог себе представить, что в 70 лет буду чувствовать себя и работать, как будто мне 25, только с тремя обожаемыми мной детьми и с мозгами. (Улыбается.) Я был уверен, что в 50 лет жизнь идёт уже «вниз с холма» и о творчестве говорить поздно, но у меня получилось наоборот – я начал серьёзно заниматься разными направлениями творчества, когда мне было уже 50. И вот сейчас мне исполняется 70 лет, а у меня в планах столько, что даже неудобно рассказывать… (Улыбается.)
– Про полный метр вы не думали? С Робертом де Ниро в главной роли, например? (Смеются.)
– Думать, как известно, не запрещается. (Смеётся.) Сейчас мы с моим другом Томом Ньюманом готовим сценарий и планируем в Голливуде съёмку многосерийного художественного фильма о временах Рейгана и Горбачёва – про две параллельные судьбы, совершенно как бы не связанные друг с другом. Один герой вышел из трактористов в русской деревне и дошёл до Политбюро, второй – из американской деревни прошёл через голливудские актёрские «тернии» и стал президентом США. В результате они стали лидерами двух ненавидящих друг друга стран – «империи зла» (Рейган об СССР) и «главной лихорадки» (Горбачёв о США). Нажать красную кнопку атомной атаки оба были готовы каждую секунду. И вдруг им удаётся найти общий язык, сблизить свои страны. Помните, как это было? Реально началась новая жизнь, которая изменила весь мир. И хоть на какое-то время он стал действительно единым пространством, без постоянной угрозы глобальной войны и конфронтации.
Ещё один фильм я планирую снять в следующем году, фильм про моего деда в жанре docudrama. В прошлом году был его 125-летний юбилей, но все архивы были закрыты из-за известных событий. Фильм будет построен только на документах и фактах, никаких сплетен и домыслов. Как, собственно, и в книге, документальной драме, которую мы с писателем Андреем Рубановым планируем выпустить ко дню рождения Анастаса Ивановича Микояна 25 ноября этого года в рамках книгоиздательского проекта АФК «Система» «Страницы советской истории».
– В 2019 году группе «Цветы» исполнилось 50 лет. Но пандемия остановила все планы. Про её историю что-то ещё будет?
– Да, помимо юбилейного концерта, который прошёл в Кремле в ноябре 2019-го и который, как бы на бис, будет 27 ноября этого года в «Крокусе», мы с режиссёром и сценаристом Сергеем Ильиным-Козловским готовим многосерийный художественный фильм про историю группы со всеми её коллизиями, запретами, предательствами, сложностями и победами, про то, как рождались песни, которые теперь стали классикой. А через историю группы будет показана и история русского рок-н-ролла, тех, кто начинал в 1970-х с «Цветами» – «Машины времени», «Аквариума», «Воскресенья», позже «ДДТ» и других серьёзных музыкантов. Это одновременно и история страны, потому что за полвека мы ведь прошли через разные режимы и времена. Как будто прожили несколько разных жизней. Мы попробуем снять романтический фильм о судьбах российского рока и о жизни, которая происходила вокруг последние 50 лет!
Персоны, упоминаемые в этом материале:
Стас Намин