Юрий Коротков: «Лучше жить в гуманистическом обществе, чем на своём островке»
О том, как меняется система ценностей в современном российском обществе и как быть счастливым, занимаясь любимым делом, в интервью «Бизнесу России» рассказал киносценарист и драматург Юрий Коротков.
– Последние 10 лет во всём мире учат молодёжь, «как стать успешнее», все перестали стремиться в космонавты. Юрий Марксович, как вам кажется, можно ли говорить о трансформации идеалов?
– Мы в своё время воспитывались в обществе, которое готовило нас к подвигу. Мы, например, на Крайнем Севере, в Печоре, собирали втайне от родителей палатки, шерстяные пимы, тулупы, готовили карты, чтобы стать самыми молодыми покорителями Северного полюса – и ведь ушли бы, если бы не хватились родители.
Мы все хотели подвига, на каждой кухне висели фотографии Юрия Гагарина с полным набором орденов. Например, маленький Валера Тодоровский вместе со своими одноклассниками создал коллектив, чтобы испытать себя, и среди ночи в 28 градусов мороза они вышли на улицу в Черёмушках, тогда ещё на окраине Москвы, поставили палатку и легли спать. Их чудом спасли, по счастью, никто не погиб, но я понимаю, что ими двигало. Это были не карикатурные проявления подвигов, а подвиг сам по себе, как культ, как цель жизни – в конце концов, увидеть и умереть. Это то, что двигало космонавтом Леоновым, он ведь не знал, что с ним будет в открытом космосе – этого никто не знал, но он был готов умереть, чтобы увидеть открытый космос первым. Это придавало совершенно другое мироощущение нашему обществу, у него были совершенно другие герои, и это точно были не люди, скопившие много денег.
– Но и деньги сами по себе культом не были.
– Деньги не были культом. Важнее были человеческие качества, чем умение крутиться, поэтому сегодня у меня и у многих ностальгия по тем временам. Примерно раз в 2–3 месяца на телевидении выходит новый сериал про советское время или какие-то его реалии: «Дело гастронома № 1» – про Елисеевский магазин, «Берёзка» – про ансамбль «Берёзка» и т.д. Всё интересное, что было во времена Советского Союза, находит отражение на экране, и даже молодые зрители сидят как прикованные у телевизора, потому что сейчас Советский Союз воспринимается как эталон правильного государства. Там не было нищих – все были не очень богаты, но нищих не было, в этом смысле в нашем обществе давно уже полностью поменялись приоритеты.
– Вы считаете, что тренд на такое восприятие Советского Союза стал устойчивым? Или люди просто иначе стали воспринимать собственное благополучие?
– У меня складывается ощущение, что потихоньку ситуация начинает меняться. Очень медленно, но общество повернулось, всё больше богатых людей начинает тратить деньги не только на себя и на свою красивую жизнь, но и на тех, кому в жизни не так повезло, как им. Причём они делают это не для того, чтобы отметиться на обложках журналов, часто это делается анонимно. Даже для очень богатых людей, которые живут в своём закрытом мирке, существует реальный мир, они понимают, что чем лучше будут жить люди вокруг, тем и они будут себя лучше чувствовать. Лучше жить в гуманистическом обществе, чем на своём островке в хрустальном дворце посреди общей нищеты.
– Где вы черпаете информацию для своих историй и как находите персонажей?
– Я иногда вижу счастливых людей, которые очень скромно живут. Вот недавно ехал на поезде и зашёл к проводникам: мужчина и женщина – простые, некрасивые, неопределённого возраста, обычные люди. Но я как профессионал сразу могу сказать, что в них интересного, что можно схватить и занести в свои «амбары» наблюдений за людьми. Когда они смотрели друг на друга, эти некрасивые люди вдруг начинали светиться. Потом выяснилось, что они всю жизнь прожили рядом, каждый в своей семье, но после того, как дети выросли, они оставили свои семьи и, наконец, стали счастливыми – вот такая удивительная история. Поэтому я хочу сделать кино, во-первых, о том, что любую ошибку можно исправить, а во-вторых, о том, что общество счастливых людей сильнее, чем общество несчастных. Моя профессия – не столько писать, сколько наблюдать за людьми. Поэтому я последнее время практически не езжу на машине, только на метро, и вижу людей, каждый из которых несёт в себе свою историю. Мне они все очень интересны, я без этого не смогу писать, без этого не смогу воспринимать мир. Когда я вижу интересного человека, я в него впиваюсь и стараюсь вытащить как-то на откровенность.
– Вы вступаете в диалог с этими людьми?
– Я не хватаю никого за руку прямо на улице, но, в принципе, я общаюсь с большим количеством случайных людей, если вижу, что в них есть интересная история, ведь из таких историй рождается настоящее кино. В этом смысле кино – это удивительное искусство. Любой человек может для себя писать стихи, чем в советские времена все и занимались. Можно прозу для себя писать, можно с друзьями для себя что-то на телефон снимать, но настоящее, профессиональное кино всегда состоит из творчества и бизнеса. Вчера я разговаривал с продюсерами, рассказал им одну классную, на мой взгляд, историю – они посмотрели в потолок, почесали затылки и посчитали, сколько будет стоить такой фильм. Выяснилось, что я могу написать сценарий, но этот фильм в ближайшие годы никто не увидит, просто потому что это очень дорого. Бывает, что мне приходит в голову какая-то история, а продюсеры говорят: «не попадает в зрителя». Это будет снято, получит какие-то призы где-то, но до зрителя не дойдёт. Кино – это, наверное, единственный вид искусства, где свои законы на равных диктуют творчество и бизнес.
– У вас никогда не было ощущения обиды или разочарования, что эта связка творчества с бизнесом не даёт вам реализовать какие-то, с вашей точки зрения, интересные проекты?
– Вы знаете, это регулярно происходит, поэтому бывали случаи, когда я просто писал для себя: в литературе нет ограничений, книгу можно выпустить, её даже какое-то количество людей прочитает, в этом смысле мне хорошо – я окончил Литинститут, я прозаик. Поэтому до сих пор я не научился писать сценарии в американском варианте, чисто технически, как описание сцен, я все сценарии пишу в виде нормальной российской прозы. В этой прозе даже продюсеры могут найти что-то интересное, и если в моих словах есть какое-то творчество, тогда продюсеры согласны делать допущение в бизнесе.
– Вы сказали про двух проводников, которые светились от счастья, но считаете ли вы сами себя таким счастливым человеком?
– Даже внутри у самого счастливого человека есть что-то, чего ему не удалось достичь, и в каждом человеке этого всегда много. Но когда у меня что-то плохо в жизни, как у всех бывает, я просто говорю сам себе, что не имею права быть в претензии к жизни, потому что занимаюсь любимым делом с самого раннего возраста. Я начал писать ещё в школе и ничем другим никогда не хотел заниматься, никогда не ходил на нелюбимую работу, всегда хотел быть писателем. Это очень страшно в моём представлении, когда человек ложится спать, придя с нелюбимой работы, а завтра опять идёт туда же – это, наверное, страшнее, чем жить с нелюбимым человеком, это лишает смысла жизни. И у нас огромное количество таких людей в метро, которые с грустными глазами едут в 8 утра на службу.
– По вашему мнению, есть ли какой-то рецепт, как быть счастливым, как найти всё-таки радость жизни, даже если у тебя нелюбимая работа и нелюбимая жена?
– Я думаю, надо заниматься любимым делом – редко получается, что эта дорожка усыпана цветами, за своё счастье надо бороться, добиваться его. Я свой первый бунт против родителей поднял, когда отец захотел меня отдать в институт имени Баумана, чтобы я пошёл по его стопам. Наперекор ему я поступил в Литературный институт, понимая, что огорчу его. Для того чтобы быть счастливым, надо чем-то жертвовать. Если вдруг счастье сваливается с неба, надо подумать, не засада ли это, не искушает ли тебя кто-то там наверху. Я жил несколько лет в нищете, не голодал, но кофе не было, развлечений не было никаких, жил на 120 рублей, которые зарабатывала моя жена. Лет через 6, как в сказке, я поднял телефонную трубку, и мне сообщили, что у меня купили мой первый сценарий, и всё изменилось.
Я убеждён, что тяга к творчеству у русского человека неистребима, даже в советское время при каждом ЖЭКе, при каждом институте или предприятии были литературные кружки. Все писали стихи и прозу – вся страна! Позднее экономическая ситуация в стране изменилась, но везде открылись сценарные курсы, только в одной Москве их 40–50, и это только то, что я могу вспомнить и посчитать. Но люди, которые имеют тягу к творчеству, перед тем, как бросить всё и уйти в это с головой, должны отчётливо понимать: если они окончат юридические или бухгалтерские курсы, они смогут работать и зарабатывать, но если они окончат даже самые лучшие творческие курсы, даже ВГИК, даже Высшие курсы сценаристов и режиссёров, не факт, что что-то изменится в их жизни. В творчестве всегда есть такой момент – «как фишка ляжет». Поэтому в истории встречаются очень талантливые люди, которые умерли в нищете, и совершенно бесталанные, которые просто оказались в нужное время в нужном месте. Так было всегда, творчество – дело труднопланируемое.
