ВЛАДИМИР ШЕВЧЕНКО: «Молодым нужно мечтать перевернуть мир»
Национальный исследовательский ядерный университет МИФИ – передовой российский вуз в области подготовки инженеров, исследователей, аналитиков, менеджеров для атомной отрасли, а также для сферы ИТ и многих других высокотехнологичных секторов экономики. Об основных направлениях развития легендарного университета и отраслевой науки в целом, о тех возможностях, которые предоставляет обучение в вузе талантливым молодым людям, рассказывает ректор университета Владимир Шевченко.
– Наша беседа началась с небольшой экскурсии по Аллее нобелевских лауреатов. Это впечатлило. Действительно, вклад этих учёных не только в советскую, российскую, но и в мировую науку огромен. Сегодня ваши главные заказчики – «Росатом» и другие крупные компании – ставят ли перед университетом задачу открыть что-то новое в научном плане? Или речь идёт только о подготовке кадров?
– Для «Росатома» как нашего ключевого партнёра, да и для большинства других компаний-партнёров, университет интересен в первую очередь трудоустройством его выпускников в их штат. Если говорить про «Росатом», сегодня более тысячи хорошо подготовленных ребят с нашей московской площадки и из филиальной сети приходят в большую «атомную» семью каждый год, причём это число всё время растёт.
Вообще, наш профиль подготовки довольно точно соответствует профилю востребованности молодых специалистов «Росатом». Это, во-первых, базовая для нас так называемая 14-я укрупнённая группа специальностей – «Ядерная энергетика и технологии». Также важное место занимают информационные технологии и различные инженерные дисциплины. Понятно, что есть много специальностей, на которые готовят сотни вузов. Есть такие направления подготовки и у нас. Но всё же мы уделяем первостепенное внимание подготовке тех уникальных специалистов, которых нельзя набрать с рынка и которые поэтому на вес золота.
С точки зрения исследовательской повестки у «Росатома» есть свой блок прикладной науки. Конечно, есть соответствующие научные организации и за периметром «Росатома», прежде всего Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт». Но, по своей сути, госкорпорация – это производственная структура, которая оценивает себя в терминах качества выполнения госзаказа и объёмов выручки, а не количества опубликованных статей с оригинальными научными результатами. Это диктует свою управленческую логику, в рамках которой в том числе не всегда просто пробовать какие-то новые вещи, которые ещё не стали производством, хотя и могут стать им завтра.
В этом отношении главное преимущество университетов в том, что у них больше гибкости, больше возможностей для поисков, в том числе неудачных.
Если вы пробуете что-то по-настоящему оригинальное, у вас определённый процент попыток неизбежно должен заканчиваться провалами. Это провалы добросовестные и, на самом деле, необходимые. Я считаю, что одна из ключевых проблем нашей инновационной среды состоит в том, что у нас в культуре прошит низкий уровень терпимости к неудачам и к их публичному обсуждению. А как следствие, и к извлечению уроков из ошибок.
Но если вы всегда успешны, это, скорее всего, означает, что вы не делаете чего-то действительно нового. На эту тему, кстати, есть много рассуждений разных выдающихся предпринимателей. И здесь важна роль именно университетов. В университете должны воспитывать не то чтобы толерантность к ошибкам, но… отношение в духе высказывания Рабиндраната Тагора: «Если вы закроете дверь перед заблуждением, то истина тоже не сможет войти».
Университет может и должен тестировать вещи, которые сегодня кажутся какими-то странными и далёкими от реальной жизни. Конечно, это не относится к приоритетам, концентрация на которых важна. Но если вы работаете исключительно и только в «приоритетных» направлениях, не стоит мечтать о больших открытиях. Сегодня никто не знает, что будет прорывом послезавтра. Биткоин надо было покупать в 2009 году. А сейчас, когда он с тех пор подорожал в миллионы раз, – не знаю… Но в 2009 году нельзя было знать, что это надо делать, нужно было в это верить. Важно инвестировать в новые направления, пока они ещё не стали мейнстримом, пока они не стали приоритетными, пока они не зафиксировались внутри каких-то больших технологических цепочек. Это касается не только «Росатома», «Роскосмоса» и российских реалий, это и в мире так. Компании осознанно выносят в университеты различные R&D-активности из своего контура, в том числе и потому, что университет – это другая, особая культура.
Возвращаясь к тематикам, которые нам интересны. Например, мы – единственный университет в России, который сохранил весь набор компетенций в области ускорителей заряженных частиц. Это их проектирование, производство, эксплуатация, модернизация. Поэтому мы активно участвуем в проектах Объединённого института ядерных исследований в Дубне, в Федеральной программе синхротронно-нейтронных исследований, до этого участвовали в работах в ЦЕРНе. Для нас это важная история. Есть работы, которые делаются вместе с «Росатомом», с другими заказчиками, в частности с Российским экологическим оператором у нас интересные заделы по обработке промышленных отходов, радиационному обеззараживанию сточных промышленных вод и т.д.
– Можно ли говорить о том, что кто-то из наиболее талантливых студентов уже сейчас даёт надежду стать со временем автором нового научного открытия?
– Настоящее открытие тем и отличается от его имитации, что ты не знаешь, что стоишь на его пороге до того, как ты его сделал. А бывает, что и после этого. Главное, что у многих студентов, которые приходят к нам, есть желание заниматься серьёзной наукой и есть мечта совершать открытия.
Я говорю студентам, что не надо мечтать получить Нобелевскую премию, надо мечтать сделать открытие нобелевского уровня. А это не синонимы, причём как в одну, так и в другую сторону.
К счастью, у нас много студентов, для которых идеалы науки являются важными доминантами по сравнению с другими идеалами, не будем перечислять. Понятно, что жизнь – сложная материя и разные мотивации всегда перемешаны. Но без людей, которые, как говорил про себя Эйнштейн, убегают от личного к надличному, наша цивилизация была бы обречена. Это люди, которым интересно думать о вещах, о которых большинству населения Земли не то что неинтересно думать – они даже не знают об их существовании. Именно в умах этих людей находится горизонт науки.
Валерий Фальков, Министр науки и высшего образования РФ, вручил ректору НИЯУ МИФИ Благодарность Президента РФ
С Алексеем Лихачёвым, генеральным директором ГК «Росатом», во время открытия в НИЯУ МИФИ Центра дистанционного участия Единого информационного пространства термоядерных исследований
Награждение студентов, сдавших свою первую сессию на отлично
– Вы часто делаете различные опросы среди студентов. Какова их основная цель?
– Нам важно понимать, чем живут студенты. Каждый год в университет приходят ребята, которые вроде бы очень похожи на тех, что были год назад, но на самом деле уже в чём-то отличаются. Это постоянный процесс. Каждый раз, когда вам кажется, что вы всё про студентов знаете, надо себя останавливать и говорить: «Нет, я знаю только то, что было вчера». У них те же таланты, те же амбиции, то же желание состояться, изменить мир к лучшему, которые были у мифистов 10 или 20 лет назад, но вместе с тем каждое поколение иное. И вот это понимание того, чем они живут, что для них важно и ценно, где их сильные стороны, а где, наоборот, слабые и уязвимые места, которые мы можем помочь им устранить, очень важно. У нас много разных механизмов оценки и сбора обратной связи. Понятно, что эта обратная связь не должна являться руководством к прямому действию. Но многие вещи, которые у нас происходят, в том числе в том, что касается университетской жизни, происходят вследствие того, что этот механизм работает.
Мнения студентов бывают очень небанальными. Вот, например, у нас в главном здании есть знаменитое панно «Атомный конь», аллегория обуздания человеком энергии атомного ядра. Это наш корпоративный символ. Студенты высказали предложение, чтобы в современном варианте графической версии этого изображения человеческая рука не жёстко взнуздывала коня, а, скорее, приглашала к совместному движению. Мы думаем над этим…
– «Росатом» активно присутствует на международном рынке. Готовите ли вы специалистов-международников?
– «Росатом» – компания, которая имеет ясное глобальное позиционирование. Есть верхнеуровневые показатели деятельности, которые «Росатом» для себя устанавливает. Согласно одному из них, половина выручки госкорпорации к 2030 году должна приходить с внешних рынков.
В «атомном» бизнесе есть важная особенность, которую легче пояснить на примере. Когда вы приобретаете, скажем, мобильный телефон, вы читаете инструкцию и начинаете им пользоваться, и при этом не предполагается, что вы знаете, как он работает, как устроена вся сложнейшая инфраструктура сотовой связи. Подавляющее большинство людей вряд ли смогут правильно объяснить, почему, когда им поступает звонок, звонит только их телефон, а не все телефоны в комнате.
Когда экспортируется такой продукт, как атомная станция, этот подход не годится. Прежде всего потому, что это объект другого уровня сложности и с другим уровнем требований по безопасности.
Чтобы этот объект эксплуатировался эффективно и безопасно – а это есть ключевое требование в атомной энергетике, необходимо, чтобы люди, которые его обслуживают, понимали, что они делают. Чтобы они сами были носителями знания того, как это всё работает. Если это экспортный продукт, то это должны быть национальные кадры. В этом смысле «Росатом» не просто продаёт какой-то стране атомную станцию под ключ. Он продаёт элемент технологического суверенитета, который включает в себя не только сам объект, но и систему подготовки national кадров, чтобы они работали не только на этой станции, но и развивали другие секторы ядерных и смежных технологий в своей стране.
В этом очень важная задача такого вуза, как наш, и других опорных вузов «Росатома». И наша международная деятельность в этой части чётко связана со страновой политикой «Росатома» – по каждому реализуемому или будущему проекту есть понимание того, как, кого, в какие сроки и чему именно надо учить, чтобы состоялась эта история не просто продажи какого-то оборудования, но и перевода через это страны-партнёра в другое технологическое состояние.
– Завтра мы будем жить в совершенно другом мире, прежде всего из-за развития искусственного интеллекта. Как вы встраиваете эти изменения в систему обучения?
– События, которые происходят вокруг генеративных моделей искусственного интеллекта, – это значимая история. Уверен, это не мода, не что-то, что завтра забудется. Что касается изменения подходов к методике, к дидактике обучения, и в среднем, и в высшем образовании – это то, над чем все ведущие университеты мира сейчас интенсивно размышляют.
Очевидно, что какие-то формы контроля знаний, например написание эссе, должны претерпеть изменения с пониманием того, что сейчас уже искусственно генерируется текст, неотличимый от написанного человеком. Это касается и программного кода, который сейчас тоже очень хорошо генерируется соответствующими системами.
Если говорить не про общую политику, а про экспертное мнение, я думаю, ключевой будет история о том, какая часть образовательной системы и какая часть людей, в неё включённых, сохранит «понимание ценности понимания», в том числе понимания того, как системы искусственного интеллекта работают.
Эта история в каком-то смысле аналогична истории с калькулятором. Мы по-прежнему учим детей считать в столбик, но сами никогда этого не делаем, потому что у нас есть калькуляторы или смартфон. Зачем мы учим детей считать в столбик? Чтобы они понимали, откуда берутся результаты, которые показывает калькулятор.
Мы как университет ставим себе задачу (это составляющая нашей миссии, если угодно): воспроизводство того, неизбежно не очень большого, слоя людей, которые, грубо говоря, понимают, как всё устроено.
Поэтому они могут сами проектировать и создавать. Поэтому они не работают по инструкциям, а сами пишут инструкции. Поэтому они знают, как это выглядит изнутри, как эти системы тренируются, какие в них закладываются оптимизационные критерии, которые и определяют, что они выдают, и т.д. Вот эта ценность понимания, я думаю, будет только увеличиваться.
С Евгенией Шохиной, президентом Бизнес-школы РСПП, главным редактором журнала «Бизнес России», учредителем Благотворительного фонда «Живём»
– Каждая последующая версия искусственного интеллекта с возможностью саморазвития будет «умнее» всех людей вместе взятых. Каковы могут быть последствия?
– Мои ощущения в этом месте связаны с моим физическим образованием. Вот человечество построило Большой адронный коллайдер. Один из основных результатов, который на нём получили, – мы нашли бозон Хиггса. Это была последняя неоткрытая частица Стандартной модели, мы были практически уверены, что она есть, но не знали её параметры. Для этого нужны были десятилетия, труд тысяч людей и миллиарды долларов, вложенных в постройку установки. Теперь мы знаем, какова её масса и некоторые другие характеристики. И у нас нет никакого другого, более простого метода нахождения ответов на такие вопросы.
Но вопросы к Природе на этом же не закончились. Сейчас, например, мы хотели бы узнать, какова масса нейтрино. Это можно узнать только из реального физического эксперимента. Никакая расчётная система, никакой искусственный или даже естественный интеллект вам не сможет сказать, как устроен тот или иной неизвестный кусок физической реальности. Потому что Природа бесконечно богаче любой формальной системы, в том числе системы искусственного интеллекта.
Идея того, что завтра будет сплошной искусственный интеллект, очень похожа на идею героя из известного фильма «Москва слезам не верит» о том, что «будет одно сплошное телевидение». Не будет.
– Кстати, нельзя не спросить, во что можно и нужно инвестировать сейчас?
– На мой взгляд, инвестировать надо в то, что вы любите и во что вы верите, а что из этого получится – жизнь покажет. И лучшая инвестиция по таким принципам – в своих детей. Вообще, на мой взгляд, искусство стратегического планирования, чем в каком-то смысле является любая инвестиция, в том, чтобы всерьёз строить планы на 5–10–20 лет, с ясным при этом пониманием того, что человек предполагает, а Бог – располагает и что реальность точно будет иной. Но это, скажу так, не парадокс, а диалектика.
Кстати, одна из вещей, в которой, на мой взгляд, нам системно не хватает научной экспертизы, – это глобальная перестройка мировой финансовой системы, которая на наших глазах происходит. В том числе вся эта история с криптовалютами, с ростом цены золота и т.д. Какой должна быть наша стратегическая политика в этом отношении, чтобы Россия уверенно чувствовала себя в XXI веке? Как говорится, есть ли у нас план?
Мой старший сын, девятиклассник, стал в этом году участником заключительного этапа Всероссийской олимпиады школьников по биологии и по этому поводу получил от региона положенные призовые деньги, первый в его жизни крупный заработок. Он, как и вы, спросил моё мнение, как ему с ними поступить, на что потратить или во что инвестировать. Я дал ему совет, но пока не знаю, последует ли он ему. И если он выберет другое решение, но оно будет по его любви и по его вере, я буду только рад.
Персоны, упоминаемые в этом материале:
В. И. Шевченко
