Василий Церетели: «Интерес к реалистическому искусству стабилен во все времена»
В морозовском особняке на тихой московской улочке время, кажется, течёт иначе. Парадные залы, помнящие блеск светских раутов прошлого, сегодня – центр современной художественной жизни. Здесь, в своём кабинете, который когда-то был столовой знаменитого промышленника, нас встречает Василий Церетели – президент Российской академии художеств (РАХ) и директор Московского музея современного искусства (ММОМА). Человек, который называет себя «прорабом искусства». В сентябрьский день 2025 г. мы говорим с ним о наследии его великого деда, Зураба Церетели, о роли художника в цифровую эпоху, о тонкостях арт-рынка и о том, почему искусству сегодня как никогда нужны сильные лидеры.
– Недавно я впервые побывал на даче Зураба Константиновича в Переделкино, которая теперь открыта для публичного посещения. Очень впечатляющее пространство – плотно заставленное скульптурами, с перескоками по эпохам и стилям.
– Это же частное пространство, личная мастерская. Зураб Константинович любил создавать мир вокруг себя. Если вы заметили, там позолоченные птички на деревьях установлены. Он каждый день выходил, смотрел и, можно сказать, создавал 3D-картину: холстом была сама природа.
– Там действительно встречаешь Бродского, других известных людей – всё очень концентрированно. Есть шанс, что что-то из этих работ мы увидим на городских улицах?
– Большая часть работ останется в Переделкино, но есть вещи, которые, возможно, будут установлены. Например, скульптура, посвящённая Шёлковому пути, – вы видели, наверное, «Бесконечность»? Планируется установить её в Китае. Есть памятники, которые могут найти своё место в другом пространстве.
Зураб Константинович любил создавать несколько вариантов своих скульптур. Многие скульпторы – Дега и другие – создавали несколько вариантов своих работ. Зураб Константинович тоже творил в разных материалах, например в бронзе и чеканке по меди.
– Вы много раз говорили, что чувствуете себя «прорабом» искусства. Это звучит как лозунг. Что за ним стоит?
– Знаете, фразу «быть прорабом» я не сам придумал. Так говорили и наш президент Владимир Владимирович Путин, и Зураб Константинович. В первую очередь это означает, что надо быть готовым ко всему. В любой момент стенку покрасить, если нужно – приехать на предприятие, на завод, куда угодно.
Мне с детства привили этот подход. Зураб Константинович был человеком, который не признавал слова «нет». Он говаривал: «Не бывает, слава богу, плохой погоды». Не было у него состояния «нет музы, нет идей». Он себя так воспитал: встал, зарядка – и в бой. Отдыхом для него был сам процесс рисования. Если в плотном графике не удавалось писать, на третий день он уже был на нервах. Творчество было для него воздухом. Этот пример бесценен.
Я с детства занимался самыми разными материалами: эмалью, чеканкой, мозаикой. Чтобы понимать других художников, ты должен сам знать, как работает любой материал. И наш музей – это в первую очередь пространство для самих художников. Потому что именно творец должен всегда быть во главе угла. Если не будет художников, в музеях будет нечего выставлять, искусствоведам – не о чем писать, а галеристам – нечего продавать.
– А что важнее всего для художника? Талант?
– Безусловно, талант идёт от Бога, но очень важно фундаментальное образование, школа, основы. Российская академия художеств – одна из немногих в мире, сохранивших уникальную трёхступенчатую систему обучения: лицей, потом институт и творческие мастерские. Эта уникальная методика ценится до сих пор во всём мире. У нас сейчас подписаны многие соглашения с китайскими академиями художеств в разных регионах. Ещё во время СССР – Советской академии художеств – наши художники поехали туда и создали образовательную программу, их профессора приезжали сюда. Они ценят нас как великих учителей.
Основываясь на традициях и связях, выстраивается модель взаимодействия и укрепления через образовательную и культурную повестку. Формируются ещё более тесные связи и популяризация культуры, истории через воспитание художника, который пройдёт нашу школу, научится на основах древней традиции и, безусловно, на мастерстве великих русских художников.
Академия – не консервативная организация. Мы объединяем все творческие направления: от декоративно-прикладного искусства и народных промыслов до дизайна и новейших течений. Мы собираем у себя самых талантливых людей со всей страны, в этом помогают наши отделения: на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, в Поволжье. Недавно утвердили в уставе Южное отделение, куда вошли Крым и новые территории. У нас есть филиалы в Казани и Красноярске. В Улан-Удэ открылась творческая мастерская флорентийской мозаики, в Красноярске начали преподавать искусствознание. Для нас важно, чтобы выпускники сохраняли духовную связь со своей малой родиной, приносили её традиции в свои работы. При академии работает научно-исследовательский институт, который издаёт научные монографии.
Визит Ольги Любимовой, Министра культуры РФ, в музейно-выставочный комплекс Российской академии художеств, 2025 г.
С дедушкой Зурабом Константиновичем Церетели, президентом Российской академии художеств, народным художником РФ, на открытии выставки вице-президента Российской академии художеств Таира Теймуровича Салахова, приуроченной к его 80-летнему юбилею, в фонде культуры «Екатерина». 2009 г.
– Есть ли интерес к академии со стороны иностранных абитуриентов?
– Интерес к реалистическому искусству всегда присутствует – во все времена. Нельзя сказать, что нет школ, где его преподают. Но так фундаментально, как у нас, практически нигде.
Получив основы, можно создавать работы, которые дают возможность полёта индивидуализма. Зураб Константинович всегда говорил, что художнику после хорошего фундамента очень важно сформировать свой язык, свой стиль в разных направлениях.
Иностранные студенты приезжают к нам учиться. Наши художники едут и участвуют в международных проектах, выставках. Это заслуга школы – формирование видения.
– Любое искусство сегодня существует не в вакууме, а в условиях рынка. Насколько традиционная, академическая живопись может быть рыночно успешной?
– Современный художник – это зеркало сегодняшнего дня. Я регулярно бываю на арт-ярмарках, таких как Blazar или Cosmoscow. И вижу много работ в реалистической манере, но интерпретированных через призму современности. Наши выпускники, даже те, кто уходит в абстракцию, имеют базу, которая позволяет им уверенно экспериментировать.
– Классическую манеру можно сделать модной у коллекционеров?
– Мы активно поддерживаем ярмарку «Арт Россия. Классика», которая фокусируется именно на академическом искусстве. Важно формировать культуру коллекционирования, нам нужно общество, которое интересуется приобретением искусства. Мы видим, как растёт интерес, – на той же Cosmoscow было много коллекционеров, даже из Ирана. Мы создали «Центр Современного Искусства № 9» на Тверском бульваре – русско-китайскую площадку для художников. Это инструменты продвижения и узнаваемости.
Важно, чтобы корпорации, банки и вообще разные институции думали о пополнении коллекций. Есть известные примеры – потрясающая компания «НОВАТЭК», которая поддерживает искусство, разные институции. Они поддерживают в том числе наш Московский музей современного искусства. Есть девелоперы, которые поддерживают современное искусство: Capital Group, MR Group. Есть и другие. Но нужно, чтобы таких компаний было больше.
– Как решить проблему востребованности молодых художников?
– В советский период существовал госзаказ. Многие говорят: «К этому мы не вернёмся». Но когда думаешь о системе, надо думать о системе в целом. Художник оканчивает школу, институт, а после этого начинается поиск – либо галереи, где будет выставляться, либо начинает преподавать, либо участвует в заказах: расписывает храмы и т.д.
У нас строится большое количество храмов, школ, детских садов, больниц, станций метро, аэропортов. Мы это видим во многих странах – для создания объектов, в которых участвует государство, оно объявляет конкурсы, тендеры.
Если бы у нас был закон, где любое новое строительство тратит небольшой процент денег на поиск, покупку или заказ нового искусства, это дало бы большой импульс для поддержки. В любом случае декорировать как-то надо. Если бы изначально закладывался диалог с художником, с творцом, это создавало бы намного более интересные объекты для культуры.
– А как молодым художникам войти в эту систему? Допустим, выпускник готов расписать храм, но не знает, с какой стороны подойти к заказчику. С ним же не будут работать как с частным лицом, особенно если речь идёт о государственном контракте. Нужен как минимум подрядчик, который возьмёт на себя обязательства по договору...
– Вы совершенно правы. Мы возродили фонд Российской академии художеств. Он может стать партнёром-гарантом молодого художника, помочь юридически. Мы видим, что сейчас в тендерах часто побеждают компании, которые потом спешно ищут исполнителей – и не всегда находят лучших, честно говоря. А Фонд – профессиональная институция, с пониманием, что такое качественная работа.
В случае с храмами, кстати, такая система уже работает. Взять храм Святого Саввы в Белграде – это грандиозный проект, самый большой мозаичный храм в мире. Над ним работало более 300 художников, в основном молодых. Курировали процесс художник Николай Мухин и творческие мастерские Зураба Константиновича. Это стало возможным именно благодаря крупному государственному заказу.
В своё время в воссоздании храма Христа Спасителя в Москве участвовали студенты и выпускники нашей академии, а Зураб Константинович, как дирижёр, свёл их работы в единый стиль.
Сейчас, например, мы курируем реставрацию памятника Салавату Юлаеву в Уфе – это мировой уровень, и важно, чтобы этим занимались профессионалы, передавая опыт новому поколению.
Владимир Мединский, помощник Президента РФ, вручает Василию Церетели регалии почётного члена Российского военно-исторического общества
С Татьяной Кочемасовой, вице-президентом Российской академии художеств, и Сергеем Нарышкиным, директором Службы внешней разведки РФ, на экспозиции проекта «Вера-Подвиг-Победа». РАХ, 2025 г.
С Михаилом Швыдким на открытии выставки «Гугун. Снятие печатей. Современное искусство КНР из коллекции Александра Чистякова». 2024 г.
Александр Шохин, президент РСПП, вручает Василию Церетели диплом об окончании Бизнес-школы РСПП. 2021 г.
– Какую роль в продвижении молодых художников играет ваш музей?
– ММОМА в этом году исполняется 26 лет. И с самого основания его ключевая концепция – рождение новых имён. У нас есть школа «Свободные мастерские», кураторские программы, мы ежемесячно открываем выставки молодых авторов. Для Зураба Константиновича это было принципиально важно. Мы не просто показываем, мы включаем их работы в коллекцию музея, что является важным знаком признания.
– Сегодня мир искусства сходит с ума по цифре: NFT, AI, виртуальные музеи. Как вы относитесь к этому тренду? Что из этого может прижиться в российских музеях без ущерба для художественной ценности?
– Когда появилась фотография, многие люди начали говорить: «Умерла живопись». Появилось видео, телевидение, потом 16-миллиметровая киноплёнка, 3D-очки. Это всё делает интереснее возможности для художника, разнообразит его палитру.
Медийное искусство очень важно, потому что даёт огромный потенциал для формирования новых интересных задач, расширения горизонта. Наш музей всегда, с первого дня, показывал и медийное искусство. Начали одними из первых в России покупать и формировать фонды видеоарта, звукового искусства и многих других направлений.
Недавно проходил Культурный форум в Санкт-Петербурге. Там очень интересно говорили про искусственный интеллект. Я восторгаюсь, как управляет Эрмитажем Михаил Борисович Пиотровский, – это величайший мыслитель. Он руководит одним из важнейших мировых музеев с величайшей историей.
Они показали пример с NFT. Взяли работу перед реставрацией, сделали из неё цифровой продукт – похожий на NFT, только это наша технология вместе с южнокорейской компанией. Объект существует в единственном экземпляре, ведь оригинал уже отреставрирован, он уже изменил облик. Это гениально! Но ключ в том, что NFT должен быть осознанным художественным объектом, а не просто оцифрованной репродукцией. К нам приходят с идеями «оцифровать Малевича». Я говорю: это так не работает. Когда художник изначально создаёт работу для цифровой среды, это имеет смысл. А если просто начать штамповать «обезьянок» – это просто хайп, который приведёт к краху и девальвации жанра. Важно, чтобы за цифровым искусством стояли профессиональная кураторская мысль и рука художника.
– А как цифровые технологии и искусственный интеллект влияют на зрителя? Повышают ли они общую культуру или, наоборот, развращают легкодоступностью?
– Новое поколение живёт с телефоном в руке. ИИ – один из проводников. Даже такие проекты, как Kandinsky, где ты загружаешь своё фото и просишь сделать его в стиле Ван Гога, – это уже погружение в искусство. Человек начинает интересоваться: а кто такой Ван Гог? Что такое импрессионизм? Это формирует знания. Главное, чтобы это вызывало интерес и желание пойти в реальный музей. И хорошо, что люди хотят видеть себя на картинах импрессионистов, а не просто «в баре с кружкой пива».
Но есть и риски. На том же Культурном форуме в Петербурге много говорили о том, что нужно создавать свои, отечественные базы данных для обучения ИИ. Пока он учится в основном на западном контенте. И, конечно, требуется критическое мышление. Михаил Ефимович Швыдкой рассказывал историю, как его студентка написала диссертацию с помощью ИИ. «Я читаю и поражаюсь: о многих источниках и фактах я даже не подозревал. Начал искать в интернете подробности, и оказалось, что нейросеть просто их придумала!» Поэтому любой инструмент требует ума и ответственности от того, кто им пользуется.
– Каковы, на ваш взгляд, главные тренды в коллекционировании сегодня в России и мире? Вы как-то влияете на них?
– Музей как институция не участвует в рынке напрямую. Но я вижу растущий интерес к искусству. Ярмарки Blazar и Cosmoscow проходят с аншлагом.
Мы можем повлиять на тренды, формируя художественный вкус. Я убеждён: чтобы рынок рос, люди должны ходить в музеи. В Третьяковку, в ММОМА, в Мультимедиа Арт Музей к Ольге Свибловой. А потом уже идти на ярмарки и в галереи. Вкус формируется насмотренностью. Кому-то ближе классика, кому-то – актуальное искусство. Главное – сделать первый шаг: начать интересоваться, любить, коллекционировать.
– Учитывая вашу колоссальную нагрузку – руководство академией, музеем, – остаётся ли время на собственное творчество?
– Я сознательно не выставлялся в своём музее, чтобы избежать конфликта интересов. Но творчеством занимаюсь всегда. С детства снимаю на фотоаппарат – первую камеру мне подарили в 10 лет. Рисую. Был период, лет 15, когда я почти не занимался живописью – сознательно. А в конце прошлого года снова заставил себя вернуться. Зураб Константинович говорил: «Это как для музыканта играть гаммы». Надо держать себя в тонусе. Сейчас я нахожу время по выходным – для живописи, для скульптуры. Это помогает ещё больше концентрироваться на основной работе.
– Ваш путь – это микс художественного образования и менеджмента?
– Да. Сначала художественное, потом «Сколково» (EMBA), затем в Бизнес-школе РСПП (EMBA). Каждое усилило, дало новый взгляд. Например, Бизнес-школа РСПП стала для меня перезапуском, переосмыслением. Я понял: когда в жизни возникает преграда, надо просто идти вперёд. Делать своё дело с любовью. Надеюсь, так и получается.
Персоны, упоминаемые в этом материале:
В.З. Церетели
