Борис Бернаскони: «Я занимаюсь архитектурой как стартапом!»
Наверное, успех каждого человека в своём деле во многом зависит от того, насколько творчески и в то же время ответственно он относится к своей профессии. Основатель междисциплинарного бюро BERNASKONI и стартапа по строительству малоэтажного жилья DOM.systems Борис Бернаскони – известный, признанный международным архитектурным сообществом мастер. Его проекты всегда оригинальны, не похожи один на другой и в то же время максимально функциональны. Каждый из них можно назвать образцом ответственного творчества.
– «Сколково» началось с «Гиперкуба», правильно? Было же чистое поле?
– «Гиперкуб» – первое здание – прототип алгоритмической архитектуры будущего. Здание-трансформер, подстраивающееся под функции, меняющиеся во времени. Первое high-tech-энергоэффективное здание в России. Специально под него мы в бюро придумали градостроительную формулу «4Э»: Энергоэффективность. Экологичность. Эргономичность. Экономичность. Соседнее здание – Matrex – проектировалось уже с пятым «Э» – Эмоциональность. Здание-трансформер подразумевает, что некоторые элементы архитектуры со временем могут меняться, трансформироваться. И оболочка (фасад) этого здания тоже предусматривает трансформацию в каждый период жизненного цикла, которые на самом деле могут быть довольно протяжёнными.
Вообще, если правильно скомпоновать и потом правильно эксплуатировать здание, то оно может жить тысячи лет. Пантеону в Риме 2 тыс. лет – его до сих пор эксплуатируют примерно с тем же функционалом.
Я уверен, «Гиперкуб» может жить вечно. Мы его спроектировали как суперэффективное с точки зрения инженерии здание, практически независимое от внешних сетей на момент запуска. Мы запустили геотермальные скважины для отопления и охлаждения, солнечные батареи, питающие весь технический свет внутри и снаружи. Здание спроектировано с тонкой инженерной настройкой, реагирующей на изменение климата. Например, ты знаешь, что через 2 недели или через неделю наступят холода. И инженеры заранее подстраивают это здание под будущую погоду, постепенно его прогревают, чтобы не было резких перепадов температуры и, соответственно, пиковых затрат на энергопотребление. Так как открытый бетонный конструктив здания является климатической губкой, он очень хорошо и долго держит внутренний климат. Таким образом, тратится меньше энергии в годовом цикле.
Это здание спроектировано максимально открытым свету. 49 % поверхности фасада – стекло, причём в зависимости от стороны света с различной компоновкой стеклопакета для энергоэффективности. На 4-м этаже к бетонной галерее, где сейчас находится двусветный зал с креслами-трансформерами, при необходимости пристёгивается дополнительный этаж. Все инженерные системы готовы к подключению ещё одного независимого этажа, для чего в перекрытия интегрированы металлические закладные. Зал можно со временем заменить на офисы. Таким образом, есть возможность уплотнить это здание, увеличить площадь и сменить функцию.
– Мне нравится! Берём для Бизнес-школы РСПП! (Смеются.) А как рождается понимание именно такой концепции здания? Можно же делать как все, по камушкам…
– Я занимаюсь архитектурой как стартапом. Для меня архитектура – это не просто дизайн фасада или интерьера. Каждый раз это стартап, который я развиваю по классической схеме.
Есть проблема, которую необходимо решить, и цель, которую нужно достичь.
«Гиперкуб» и Matrex – это про архитектуру, принципиально отличающуюся по подходам от стандартного здания.
На мой взгляд, миру сегодня не хватает креатива, не хватает дальних перспектив и высокой планки для развития человечества в целом. Всё слишком утилитарно. Мне кажется, что как раз архитектура этот высокий стандарт способна задавать – при помощи правильных идей, упакованных в здания. И во всех сферах предпочтителен системный подход. С привлечением не просто подрядчиков на исполнение задач, а с привлечением специалистов, которые должны эти задачи сначала сформулировать.
– А такие специалисты существуют?
– Их очень мало, и это проблема. Города сейчас борются за человеческий ресурс, за интеллект. Страны, которые эту программу продвигают (например, США, Израиль), прямо в повестке прописывают «привлечение человеческого ресурса в страну».
В России, к сожалению, нет эмоциональной перспективы для того, чтобы здесь оставаться, эта перспектива по непонятным причинам методично разрушается.
Поэтому молодые люди и люди активные не могут выдержать присутствия в таком месте. Они, конечно, уезжают в те страны, которые им эту повестку предлагают.
– Но не все же. Я никуда не собираюсь уезжать, ты никуда не уехал, хотя можешь работать в любой точке мира.
– Желание у всех есть. Вообще «трава на другом берегу всегда зеленее» – это известно. Я и так работаю во всех странах мира. Я нахожусь в мировой повестке. Привязка к месту – абстракция. Мне всё равно, где работать.
– Один из первых твоих успешных проектов был офис BBDO, в рамках которого ты провёл исследование среди сотрудников и выяснил, что наиболее творческим людям вообще всё равно, где жить и работать.
– Да, да. Это вопрос абстрагирования от реальности. Офис сегодня уже не нужен. В принципе, если можешь решать задачу, находясь не в офисе, а в дремучем лесу, пожалуйста. Я участвую в международных проектах, так или иначе. И у меня нет вопроса куда-то переезжать для того, чтобы в них участвовать. Мне окей.
– Из своих 44 лет ты 20 лет в профессиональной деятельности. Уже можно подвести предварительные итоги. Какие новые задачи ты для себя формулируешь?
– Это хороший вопрос. Я точно знаю, что прошёл определённое количество повторяющихся циклов, которые мне уже неинтересны. Строительство здания – это как раз такой цикл. Ты можешь построить пять зданий, или даже три – этого уже достаточно. Потому что все следующие здания – это повтор.
Архитектор, как и любой человек, занимающийся творчеством (неважно, что это – хирургия или предпринимательство), всегда решает определённые внутренние задачи. По мере того, как ты решаешь свои внутренние задачи, понимаешь, что входишь в определённый повторяющийся цикл. В какой-то момент это становится не очень интересным. Если ты действительно ставишь себе целью развиться как личность, ты понимаешь, что нужно что-то менять в своих повторяющихся действиях, даже усложнять, наверное.
– Жениться, например…
– Жениться всё усложняет, да. (Смеются.) Кстати, с точки зрения энергии очень важная составляющая – когда есть семья, которая помогает тебе. Но если говорить о профессиональной составляющей, я считаю, что важно выйти из повторяющегося цикла и добиваться в каждом проекте чего-то нового.
Я собираюсь работать немного в другой плоскости, с точки зрения не создания здания, а создания системы, которая позволяет здания создавать.
– В министры, что ли, хочешь пойти?
– Кстати, министерство архитектуры некоторым странам не помешало бы создать – это даже важнее, чем, например, министерство строительства. Министерство строительства – это строители. Строители задачу уже решают. Архитекторы задачу ставят. Стоит вспомнить письмо Плиния-младшего императору Траяну – «Император, пришли мне, пожалуйста, архитектора». В России, например, с точки зрения архитектуры задача не поставлена, кроме, наверное, необходимого количества квадратных метров. Но правильная ли это задача – квадратные метры? Какие квадратные метры мы строим – вот вопрос. Что мы хотим в итоге получить? Мы же не «квадратные метры» хотим получить, правильно? Мы хотим получить определённую среду, наверное. Это в повестке отсутствует.
В архитектуре сосредоточена вся повестка современной человеческой цивилизации, все 17 целей и задач, которые декларированы Организацией Объединённых Наций, 17 целей и задач устойчивого развития. Все эти цели и задачи сконцентрированы в городе, в городской среде и, по сути, в каждом отдельном здании. Например, «Гиперкуб» все эти цели решает – и с точки зрения концепта, и с точки зрения подхода. Это часть среды. Когда задумывалось и формировалось «Сколково», среда была заявлена как один из приоритетных стартапов. Но пока это не реализовано, всё ещё остаётся множество нерешённых вопросов. Это долгий процесс. Но я уверен, что некоторые успешные проекты здесь всё-таки случились, потому что была обозначена проблема и поставлена задача. Таких задач в продвинутом государстве должно быть множество. Одного «Сколково» недостаточно. Должно быть 20, 50, 100 таких «Сколково»! Таких площадок должно быть тысячи, иначе ты не получишь выборку. При запуске 10 стартапов если один реализовался – это уже потрясающий результат. Чтобы получилось хотя бы 10 проектов в стране, нужно запустить тысячу подобных. Нельзя жалеть на это ресурсы. Я говорю не только о деньгах. Необходимы различные ресурсы: политические, интеллектуальные...
– Ну вот ты построил «Гиперкуб» и Matrex, но они стоят пустыми, не обидно? Получается, что это и подтверждает твои слова, что никто пока, кроме тебя, не ставит таких сверхцелей…
– Думаю, сейчас очередной переходный момент. Был один арендатор, появится другой. Но проблема здесь совсем другая: что спланировано и запроектировано – абсолютно не работает.
«Гиперкуб» задуман как суперактивное общественное пространство. Это значит, что здесь всё время должна быть тусовка, разные события, рассказывающие о «Сколково». Это задумано как хаб, а хаб – как аэропорт – не может останавливаться. Без коммуникаций сегодня вообще ничего не работает. Будущее за странами, за людьми, которые смогут управлять не товарами, а информационными потоками, создавать и направлять их.
Берёшь объект, развиваешь его с точки зрения функционала, реализуешь, и дальше этот объект создаёт другую реальность. Это принцип «Гиперкуба» и Matrex. Но этим надо уметь пользоваться. Ни «Гиперкуб», ни Matrex сейчас этого не делают, хотя всё заложено и в проектной документации, и в экономической модели. У архитектуры всегда есть программа. Программа должна поддерживаться пользователем здания. Если у здания нет правильного пользователя, здание не будет работать. Бюро BERNASKONI создаёт программы зданий: мы не просто архитекторы, мы мультидисциплинарное бюро, которое совмещает архитектуру, инженерию, экономику, коммуникации. «Бернаскони» – это про высокотехнологичные объекты. DOM.systems, второй мой проект – это про высокотехнологичное производство и строительство малоэтажных зданий.
– Частные домовладения?
– Необязательно частные. В разных странах «малоэтажка» – от трёх до пяти этажей. Это самый правильный формат для жизни человека. Всё, что выше, – для городов с высокой плотностью. Несмотря на то что мы всё время видим картинки небоскрёбов, бизнес-центров, деловых кварталов – процент таких точек небольшой. Обычно высокоэтажные здания неэффективны с точки зрения долгосрочного эксплуатационного периода. Много рисков, дорого, и с точки зрения экономики эти здания обычно не выдерживают кризисы. У них долгосрочный период окупаемости – только если это не жильё или это не продаётся ещё в ходе строительства. Я говорю про гибридные здания – офисы, апартаменты. Если это жильё, там всё понятно – продал и забыл.
На первый взгляд, кажется: ну что такого сложного в небоскрёбе? А в небоскрёбе очень много вопросов. Например, с точки зрения воды: подать воду на 100-й этаж – серьёзная проблема. Она связана с давлением, с нормальными рабочими системами города. В случае если происходит сбой в городских системах, то здание обезвожено. Или, например, спуститься с 100-го этажа, если здание обесточено.
– Ладно спуститься, а подняться?
– Тем более подняться. (Смеются.) Мы все привыкли к очень быстрому современному миру – к смартфонам. Недавно был однодневный сбой, и все не знали, что им делать. Сбой был всего лишь на несколько часов. А проблемы в небоскрёбе могут затянуться на несколько дней, недель или навсегда. Очень хрупкая вещь.
Все мы любим высокие технологии (high-tech), но выигрывают низкие технологии (low-tech). Low-tech в современном мире – изба в лесу с огородом. Ни тачки, ни бензина, ни электричества. Выживет человек, у которого есть печь, огород, лопата. Обычно люди, у которых ничего нет, самодостаточны и энергоэффективны. Им легко выжить в любой стрессовой ситуации. Людям, которые потребляют больше, тратят больше и хотят больше, сложнее даже психологически.
– Хорошо, что у меня есть одна лопата. (Смеются.) Боря, глядя на твою архитектуру, невольно вспоминаются стихи Павла Когана: «Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!». Почему квадратные формы?
– Прямоугольник – форма, изобретённая человеком, – рациональная форма с точки зрения строительства и использования. Есть архитекторы, бросающие сложные технологические вызовы, например, Заха Хадид, которая любит непрямолинейные формы с поверхностями двойной кривизны, – это параметрическая архитектура. Но это лишь часть архитектуры алгоритмической. Вся энергия обычно уходит на решение проблем с созданием сложной формы. На содержание и смысл сил не остаётся. Иногда такие здания даже эксплуатировать сложно, хотя выглядеть они могут довольно ярко. Природа сложнее, и её алгоритмы простираются в неживой и живой материи. Кристаллы кубической формы – каменная соль и галенит – построены по алгоритмам природы, которым миллиарды лет. Крыло бабочки (параметрическая архитектура) – по алгоритмам, которым всего лишь миллионы лет… Всё же архитектура – не про то, «как это выглядит», а про то, «как это работает», про концепцию и программу. У архитектуры две составляющие – Hard и Soft. По сути, это программно-аппаратный комплекс. В качественной архитектуре обе эти составляющие должны быть равносильны. Большинство воспринимает архитектуру только визуально, как почтовую открытку.
У меня есть важное сообщение для всех крупных промышленников и предпринимателей: в архитектуре, кроме харда – оболочка, стены, пол, потолок, окна, двери, столы, стулья, унитазы, раковины, инженерия – кроме этого всего, есть ещё софт. Это программа здания. Это такой же важный элемент здания, как и всё перечисленное в харде. Это такая же важная часть, и её тоже необходимо проектировать.
Если софт будет недостаточно придуман и сделан, КПД здания стремительно упадёт.
Всё же предприниматели считают экономику, эффективность. Так вот, сообщаю всем, кто строит большие здания: нужно проектировать программу, и тогда эта вещь заработает. Если этого не делать, это будут просто стены, и эффективность будет, как у паровоза, – не выше 15 %. Хоть это и считается минимальной чистой прибылью, для здания такой процент эффективности – показатель не очень.
У хорошего софта есть ещё одно преимущество – социальная составляющая, потому что любое здание – часть города, часть общества и часть потока. Либо ты поток остановил своим зданием – поставил охрану, перегородил вход, никто им не может пользоваться, никто не может войти внутрь. Либо ты сделал это здание открытым и используешь как социально ответственную инфраструктуру. Так предприниматель автоматически решает задачу социальной ответственности.
Конечно, этот подход для тех, кто хочет оставить свой след на Земле. Наша планета находится в плачевном состоянии по всем 17 пунктам и задачам ООН. Всем ЛПР – лицам, принимающим решения, – нужно задуматься и посмотреть, чего они достигают при помощи своего бизнеса, при помощи инфраструктуры, которую они создают, что они делают полезного для людей – это очень важно.
Архитектура – та самая возможность создать, подключить, сохранить, медийно создать планку. Архитектура влияет на восприятие так же сильно, как и кино. Только кино очень быстро эволюционирует, а архитектура эволюционирует намного медленнее. Это связано с традициями и телом человека. Тело – это эргономика. Это дом, а дом – это архитектура, привычки, традиции, то, к чему ты привык. Например, очень сложно в сознании человека скатную крышу поменять на плоскую – для него это суперсложное изменение. Он не может себе представить, что у дома может быть плоская крыша, хотя сегодняшние технологии уже давно позволяют это делать. С каждым годом технологии эволюционируют. Сегодняшняя мембрана для плоской кровли – это уже практически совершенство, если сравнивать это с плоской кровлей 10-летней давности.
– То есть ты рекомендуешь начать строить дом ещё лет через 10, когда над нашей крышей будет небо голубое, но дом будет сохранять микроклимат?
– Я рекомендую людям, которые хотят строить дом, задать себе вопрос – зачем они это делают. Если они хотят просто поддержать традиции, то этого не стоит делать. Если они хотят при помощи дома выйти на новый уровень, поменять что-то в себе и создать новую реальность, тогда я очень рекомендую использовать строительство дома как инструмент. В этом случае нужно очень внимательно смотреть на то, какую именно реальность ты планируешь. Ко мне приходил заказчик со своим проектом. Я ему говорю: «Если ты хочешь жить в эстетике Соединённых Штатов Америки 1950-х, тогда строй этот дом, конечно, не задумываясь».
– Ну, иногда люди строят дом по средствам, чтобы просто жить так, как им комфортно. Борь, ты – известный, публичный, откровенный, открытый человек, но при этом со шлейфом загадочности из-за фамилии Бернаскони. Кто-то говорит, что это псевдоним, но это твоя настоящая фамилия, твои предки – итальянцы. Расскажи, пожалуйста, про них, можно начать с древнеримской эпохи. (Смеются.)
– Бернаскони приехали в Петербург в поисках работы из региона Северной Италии и Южной Швейцарии, который на тот момент находился в довольно серьёзном финансовом кризисе. Можете считать это династией архитекторов и художников, которой уже больше 250 лет.
– Так ты итальянец или швейцарец?
– Я русский. И моя семья, но не все из них художники или архитекторы. Моя мама всегда была связана с университетской деятельностью – английский и экономика. Папа – инженер, занимался информационными техологиями, в то время всё было связано с военно-промышленным комплексом. В своё время папа довольно интенсивно занимался компьютерами и меня подсадил на технику и программирование. У нас был кассетный Sinclair, 64-килобайтный Commodore, потом уже Commodore 128 килобайт. У меня был первый Apple в России. И уже когда я закончил учиться, купил себе на все заработанные дизайном деньги первый эппловский ноутбук с титановым корпусом Titanium с лицензионным софтом для архитектурного проектирования ARCHICAD.
– Стив Джобс передал?
– Так получилось. (Улыбается.) В школе я и не думал становиться архитектором. Мне кажется, в этом возрасте никто не думает о выборе профессии. Я слышал от родственников, что когда-то давным-давно в нашей семье были люди, занимающиеся архитектурой и искусством. В МАРХИ я попал, наверное, под влиянием семьи и друзей, которые видели мой потенциал. Я мог бы заниматься и компьютерами, но в какой-то момент я понял, что пространство в физической реальности – намного интереснее, чем программное обеспечение, которое довольно часто обновляется. Создавать здания, работающие в длинном цикле, связывающие поколения людей, с их каждодневной жизнью, – гораздо интереснее, и это стало моей профессией и моей судьбой.
«Гиперкуб» – первое здание Инновационного центра «Сколково»
Зал-трансформер
Matrex – главное общественное здание Инновационного центра «Сколково»
«Ельцин-центр» – первый президентский центр в Екатеринбурге
«Дом культуры», проект сити-фермы – кооператива по выращиванию микрозелени, 2021 г.
«Дом культуры», выставочный проект, 2021 г. «Дом культуры», проект сити-фермы – кооператива по выращиванию микрозелени, 2021 г.
PermMuseumXXI. Конкурсный проект нового здания музея в Перми, первое место, 2008 г.
й Вэйвэй, Жак Херцог, Пьер де Мерон на выставке Бернаскони в Венеции, 2008 г.
С промышленным дизайнером Роном Арадом в Serpentine Gallery, Лондон
Алехандро Аравеной на Венецианской биеннале, 2016 г.
С Татьяной Юмашевой и Владимиром Дубосарским
С архитектором Кадзуё Сэдзимой в автобусе в Подмосковье, 2010 г.
С архитекторами градостроительного совета Инновационного центра «Сколково», Париж, 2012 г.
Манифестация с Чарли Колхасом против проекта сноса здания Третьяковской галереи Норманом Фостером и девелопером «Интеко» Еленой Батуриной перед входом на Венецианскую биеннале, 2008 г.
С куратором Венецианской биеннале архитектором Хашимом Саркисом в театре «Пикколо», 2021 г.
С архитектором Митчелом Иоахимом, Terreform ONE, Венеция, 2021 г.
С архитектором Норманом Фостером на биеннале в Венеции
Макет здания Matrex в основной кураторской экспозиции Венецианской биеннале, Арсенал, 2016 г.
Арка Бернаскони – архитектурный объект в ланшафтном парке «Никола-Ленивец», 2012 г.
Персоны, упоминаемые в этом материале:
Б. Бернаскони
