Голос российского бизнеса

Бобёр и Ворона

Официально связь происхождения двух знаменитых школ – LSE (London School of Economics, Лондонская школа экономики и политических наук) и HSE (Higher School of Economics, Высшая школа экономики) – никогда не признавалась, хотя сравнение это вполне лестное для Вышки, потому что LSE уже как столетие крупнейший гуманитарный вуз в мире с космическим бюджетом и выдающейся репутацией. Вышке часто ставят в упрёк, что она «заимствовала» слово «школа» у LSE, или даже вообще говорят о копировании идеи. На это существует элегантный ответ от историков: лондонцы в 1895 г. сами стырили не только идею, но и вообще учебный план легендарного парижского Института политических исследований (Sciences Po).


Интересно, что все три вуза создавались в результате крупных социальных и геополитических вызовов: французам после катастрофического поражения в войне с Пруссией 1870 г. нужна была реформа системы подготовки политиков, у англичан в 1890-х гг. начался глубокий политический и экономический кризис (США и Германия обогнали их по уровню развития экономики), политическая модель в виде конкуренции консерваторов-либералов перестала работать, нужна была новая сила – политики из рабочей среды, способные выиграть выборы (тогдашняя Рабочая партия Кейра Гарди с треском их проиграла как раз в 1895-м – году создания LSE). Недаром LSE стала кадровой базой новой Лейбористской партии, которая вскоре фактически уничтожила вигов-либералов и по настоя­щий момент является второй партией Великобритании. Выш­ка, созданная в 1992 г., решала, в общем-то, те же задачи – готовить новые высшие кадры страны в условиях глобальной перестройки страны.

Обе школы – бесспорные детища интеллигенции, московской и лондонской. Иногда можно услышать упрёки, что лондонцы были независимы от своего правительства, в отличие от Ясина и Кузьминова, которые открывали школу под нужды правительства Гайдара – Шохина. Это не совсем так – Сидни Вебб был председателем образовательной комиссии Лондонского совета и в первый же год после основания сумел выбить субсидии на своё детище. Беатриса Вебб – его жена и сооснователь Лондонской школы экономики – до встречи с Сиднеем 4 года была «в отношениях» со всесильным политиком поздневикторианской Англии Джозефом Чемберленом, отцом Остина и Невилла – двух будущих министров и лидеров страны. Лидеры Фабианского общества были, безусловно, глубоко встроены в государственную систему тогдашнего истеблишмента Великобритании. При этом с первых же лет существования LSE, так же как и Вышка, была вызовом для традиционных университетов – другие ценности, новые стандарты и подчёркнутый отказ от старой системы образования.

Чем-то схожи легенды о со­здании вузов – идея о LSE появилась на завтраке 4 августа 1894 г., когда супруги Веббы заявили Луису Флуду и Бернарду Шоу, что собираются потратить 20 тыс. фунтов (которые завещал Фабианскому обществу его член Генри Хатчинсон, в прошлом стряпчий из магистрата города Дерби) на вечернюю школу для рабочих с преподаванием университетского уровня. Известно, что Бернард Шоу был против (считал, что деньги надо использовать на другие цели общества) и его очень долго уговаривали. Также против была жена стряпчего, для которой его завещание оказалось шоком и которая считала (даже начала длительную судебную тяжбу), что социалисты-фабианцы просто охмурили старого человека.

Детали исторической встречи Ярослава Кузьминова и Евгения Ясина в сквере рядом с Большой Пироговской улицей, где они в 1990 г. якобы первый раз обсудили создание некого нового учебного заведения, можно уточнить у них самих, но очень много косвенных данных говорят о том, что там тоже всё было не так просто, как в университетских легендах.

Маскоты университетов тоже чем-то схожи – в них нет «очевидных» геральдических животных, таких как Лев или Лис, как на гербе Sciences Po, – мудрёных символов, взятых из образа Макиавелли. И ворона, и бобёр возникли не сразу и, скорее, случайно из происшествий в повседневной жизни университета. Ворону выбрали на базе рисунков неких абстрактных существ Анны Аренштейн, и до сих пор непонятно, какие полезные качества она символизирует.

Ровно то же произошло в Лондоне в 1922 г., когда специальная комиссия преподавателей и студентов выбрала бобра за его «всем известные качества», только какие именно – в протоколе не было сказано. Это позволило обрушиться с шуточной критикой на это решение директору LSE, который обратил внимание на то, что бобёр полгода спит, потом быстро строит плотину, создавая всем остальным животным море проблем, и после этого ничего не делает, как и студенты LSE, которые активизируются только перед экзаменами. Автор этих слов, Уильям Беверидж, 18 лет руководивший LSE, так же как и Ярослав Кузьминов, вошёл в историю как разработчик стратегий развития страны, одна из которых – «Доклад Бевериджа» 1942 г. – стала основой для создания Общества всеобщего благоденствия Великобритании после Второй мировой войны.

Любопытно, что даже девизы обоих школ (у LSE – из Вергилия, у Вышки – из Сенеки) – это искажённые фразы, обе в реальности выражающие глубокое сомнение и негатив. Лондонская школа: «Познай причину вещей», а на самом деле это переделка фразы «Счастливчик, сумевший познать причины вещей». У Вышки: «Не для школы, а для жизни мы учимся», в реальности фраза в оригинале звучит наоборот: «К сожалению, мы учимся не для жизни, а для школы».


Персоны, упоминаемые в этом материале:
В.В. Куликов

Отправить ссылку на email

Вы можете отправить ссылку на эту статью – "Бобёр и Ворона" – на любой email.